Нэй. Сердце Сошо
Шрифт:
Сама не понимала, что она хотела высмотреть за эти двадцать минут в этом мальчике в свете огня камина. Было в нем что-то непонятное, и слабость, но и сила чувствовалась. И нерешительность, смешанная с любопытством. Видимо, он тоже имел второе дно, что-то скрывал. Хотя при чем тут все это? И дно, и тайны?
И вообще, о чем она тогда думала? О Нём? Или о нём?
При этом все эти двадцать минут никто из них не проронил ни слова. Только в конце этих, кажется, бесконечных минут, она наконец встала и проговорила свою коронную фразу:
– Идем со мной!
То есть игру предложила, о которой многие
Встала из кресла, повернулась и направилась в сторону личных покоев. Правда, что делать, если он не двинется вслед за ней, она даже не подумала.
Но на шестой свой шаг с облегчением поняла, что он принял ее игру и идет за ней.
Вступив в анфиладу, она принялась раздеваться на ходу, как это она умела и делала, а позади послышался какой-то шорох. Видимо, мальчик тоже попытался.
Но только попытался…
Потому что через несколько шагов, когда ее платье уже скользнуло на пол, обнажая фигуру, позади раздался нешуточный удар, который довольно резко зазвучал в ночной тишине. Изабелла даже сама испугалась и, повернувшись…
Но вместо испуга чуть не рассмеялась, так как мальчик сидел на полу и пытался стянуть с себя штаны, в которых запутался и из-за которых упал, издав столь громкий звук.
Но он не плакал и не стонал. Он просто пытался сыграть с ней, но у него ничего не получалось.
И она не стала смеяться.
Она тогда просто подошла, наклонилась и, прихватив рукой две уже болтающиеся штанины, резко дернула, срывая их с ног мальчика. Их взгляды встретились в свете Великой звезды, и она прочла в его глазах и глупость, и жалость, и злость на себя.
Все чувства, которые никогда не видела в Его глазах.
Изабелла протянула руку:
– До постели хоть сможешь меня донести? – он, конечно, проиграл и в другой ситуации: перед его носом закрылись бы двери спальни, и пришла бы Селеста и выперла бы проигравшего взашей, но сегодня ей очень хотелось почувствовать его прикосновения.
Совсем что-то с ума ты сдвинулась, старушка.
А он, кстати, оказался не таким уж и хлюпиком! Краснел, правда, как помидор, но нес ее спокойно, без надрывов и соплей, как будто пушинка у него на руках, даже нежнее, чем Нэй.
Что поделать… она еще долго сравнивала…
И первая ночь была не в пользу мальчика.
Полный нуль в постели! Вообще никак и ничто! Ильфа явно лукавила или так пошутила о том, что пыталась затащить его в постель. И если он и не девственник, то, скорее всего, постель видел издалека. То есть что-то он знал и видел, но вполне возможно только издалека.
Но при этом он был активным нулем! Хм… Даже слишком активным. То есть он бессмысленно потратил кучу энергии, при этом не очень-то и устав. Это было даже как-то странно воспринимать, но в конце этой чудной ночи он все-таки сумел ее удовлетворить, довести до точки кипения и ввергнуть в море оргазма. И вот только тогда он ощутил слабость.
То есть он неплохо учился и запоминал. Память хорошая, может, от того, что поэт? Уже в первую ночь многое понял. А позже все ее нежные точки запомнил, научился, как возбуждать и как удержать, и краснеть меньше стал. Правда и некоторые странности в нем обнаружились – то зарычит, как зверь, и даже укусит в самый неподходящий
Ох…
«Я его слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила…»
Стала сентиментальной и влюбилась, как девчонка, как какая-то дурочка, как с ума сошла.
А раньше что, никогда не влюблялась?
Влюблялась! Еще как влюблялась. До умопомрачения, до мурашек в спине, до колик в одном месте. Но это была чистая влюбленность без последствий.
А тут была любовь!
Ну, в общем, свихнулась старушка…
Ах…
Она обожала падать в его объятья. Любила, когда он раздевал ее, научился это делать, очень умело, не переставая при этом целовать ее тело. Любила его ласки, особенно когда его руки становились жесткими. Как это происходило, не понимала, но нравилось! Потом, правда, приходилось заливать свою поцарапанную нежную кожу кремами и мазями всякими, а от него, покрасневшего и стыдливого, выслушивать извинения. Извинения его ей тоже нравились, как и его удивительная неуклюжесть, соединённая с этой вот грубостью, поэтому все и продолжалось снова и снова, в водовороте ласк и страсти. И стихи его полюбила, даже в постели, когда он их читал после главного блюда.
И он, кажется, искренне отвечал ей тем же. Любовью. Хотя разница в возрасте…
И снова о возрасте. Сказала же себе, ни слово о годах! И все равно стала чаще думать о прожитом.
Или просто боялась его потерять?
Он же молод, красив. И чтобы удержать его рядом с собой, стоило усилий, а чтобы он не смотрел по сторонам, требовалось нечто большее, чем ее тело и ее деньги.
Что?
Быть всегда желанной, милой и красивой. Быть женщиной, от которой сложно отказаться.
И главное – любить. И быть любимой.
***
Изабелла наслаждалась…
Вниманием. Общением. Своим салоном, в котором она была центром, в котором она сверкала и блистала, как солнце, вставшее в зените. Как Великая Звезда, самая яркая из всех, царствующая на ночном небе почти каждую ночь. Даже сквозь облака порой пробивался ее свет, который мог сравниться с лунным сиянием по силе и восхищению.
В окна апартаментов Изабеллы заглядывала и Луна, и Великая Звезда. Частенько они обе светили одновременно, что придавало обстановке салона, где свечи были главным освещением, чарующую таинственность. Изабелла не любила яркость, свет в глаза, как и многие ее гости. Шарм полутьмы салона стали ее фишкой.
Приятная музыка (на пианино многие приходили посмотреть и послушать) и танцы (вальс стал главным салонным блюдом), разговоры и беседы, просто встречи и чтение стихов – вот основные принципы ее салона. Изабелла не занималась сводничеством, в ее салоне не присутствовали женщины известного образа жизни, но она могла порекомендовать такие места своим гостям, которые желали провести остаток ночи в обществе прекрасных незнакомок.
И когда-то она сама могла предложить услуги прекрасной ночи. Многие слышали об ее игре, многие хотели сыграть в эту игру, но только единицам удавалось победить.