Нейроэра

Воронина Ольга

– И что же случилось с вашим коллегой? – не отставала она.

– Ничего особенного. Неважно, – недовольно бросил я.

– А где вы работаете?

– Можете спросить у Синтии, если вам так интересно.

Мне не терпелось отвязаться от нее, как назло я забрел слишком далеко от дома, и теперь мне еще предстоял долгий путь по береговой полосе.

– Мне неинтересно у Синтии. Я хочу, чтобы вы мне рассказали.

Я невольно замедлил шаг. Нет, она все таки странная. В наше время, когда по имени и цифровому коду можно получить всю информацию, она… – Я немного сбился с мысли, потом мне пришло в голову, что

надо бы как-то отделаться от назойливой спутницы.

– А если я скажу, перестанете меня преследовать?

– Я вовсе вас не преследую. Мы просто прогуливаемся, разве не так?

– Я работаю в Институте исследования эмоций. – Я вздохнул, показывая как мне нелегко продолжать с ней разговор.

– О-о, как здорово! Значит, вы из тех самых, кто копается в нашем мозге? Всегда мечтала узнать об этом побольше. Расскажите хоть чуть-чуть, чем именно вы занимаетесь? А я взамен расскажу вам про морских животных и их удивительные свойства.

Я снова посмотрел в ее сторону. К этому времени нейростимуляция спокойствия наконец-то достигла цели, я почувствовал умиротворение и расслабление, все мое недовольство как рукой сняло. Почему бы и не поговорить о моей работе? В этом нет ничего плохого, наоборот каждый гражданин Нейроэры должен прославлять свою профессию.

– Например, сегодня я работаю со способами нейростимуляции переживания горя.

– Хм. – Девушка в задумчивости почесала нос. – А разве горе – это не уничтоженная эмоция в эпоху Нейроэры?

– Мы стремимся к этому. Но пока в системе случаются сбои. И люди все еще способны испытывать горе, как ни странно.

– И в каких же ситуациях, например?

– Вы не поверите, если я скажу.

– Но все же?

– Некоторые люди испытывают горе, когда ломаются или уничтожаются их вещи.

Произнеся эту нелепицу, я не выдержал и рассмеялся. Посмотрел на девушку, ожидая, что она присоединится к моему веселью, но она была серьезной. Да она просто подумала, что я несу ерунду, не иначе!

– Вещи говорите? Почему вам кажется это смешным?

– Но это же вещи! Они в любой момент могут быть восстановлены из молекул! Любые! Так есть ли смысл переживать о них? Это даже не собственная рука или нога к примеру, хотя и части тела мы тоже в любой момент можем восстановить.

– А вы, наверное, слышали, что горе и радость были одними из самых сильных эмоций в эпоху до Нейроэры?

– Слышал, конечно! И именно поэтому, когда ученые нашли возможность воздействовать на мозг, то противодействие горю осуществлялось в первую очередь. Потому что негативные эмоции должны быть уничтожены во благо человечества!

– Но не получается, да? – Она шла медленно, загребая носками туфель песок, и теперь я невольно приноравливался к ее шагу.

– Пока не получается, но я работаю над этим, – важно сказал я.

– А хотите знать, что я думаю по этому поводу? – Она вскинула голову и посмотрела на меня, ее глаза блеснули в свете летающих светильников.

– Интересно, – хмыкнул я.

– Положительные эмоции никогда не будут такими же яркими без отрицательных. И когда у людей забрали возможность испытывать горе по поводу утраты близких, они перенесли это чувство на вещи. Потому что без сильных эмоций человек существовать не может.

Я подскочил на месте и припустил бегом. Сумасшедшая! Как она смеет говорить такое!

Надо же сказануть, что отрицательные эмоции так же важны как положительные! В жизни большего бреда не слышал, и кому она это говорит? Мне, специалисту по эмоциям! Да за одно это я могу на нее заявить, ну да ладно – не хочу связываться.

Я забежал домой, тяжело дыша, упал в кресло. Синтия уже начала проводить мне расслабление. Да уж, сердце колотилось как бешеное, давно так не бегал. И угораздило же меня связаться с этой ненормальной! Да, психические болезни мы тоже научились лечить и успешно, а этой просто очевидно требуется лечение. Если еще раз ее увижу, обязательно сообщу куда надо. Что она там сказала: «утрата близких»? Слова-то какие подобрала. Я думал, они остались известны только нам, специалистам. У нас не существует этих пережитков: семьи, родственников, об этом мы можем знать только по учебникам. Автоматически и понятие утраты пропало. Идеальная борьба с негативными эмоциями, по кому горевать, если никого нет? А что касается нас самих, то ровно в день и час нашего столетия мы распыляемся в специальной кабинке. Распадаемся на молекулы и приносим тем самым пользу всем остальным людям, создавая для них питательные вещества. Таким образом, день распыления известен заранее и ни о какой там утрате и говорить не приходится. Сто лет – достаточный период жизни и, что там говорить, многие даже хотели бы распылиться пораньше, но Нейроэра справедлива. Ровно сто лет, ни часом больше ни часом меньше! Ладно, надоело мне думать об этом. Пора бы и поработать, наконец.

Я сел за свой домашний экран и вывел на него проекцию мозга. Цветными участками были подсвечены те зоны, что отвечают за эмоции. Именно с ними мне предстояло разобраться. Что же идет не так с этими негативными эмоциями? Глупый пережиток, от которого давно пора избавиться.

Я работал так усердно, что не заметил как подошло время нейросна. Синтия напомнила мне об этом, я посетил помывочную кабинку и вскоре уже лежал в кровати. Нейросон благотворно повлиял на меня, и на следующее утро я снова был полон сил и почти забыл об этой встрече и о глупых разговорах, так меня разозливших.

2…

Когда я шел наутро по коридору своего Института, я заметил впереди идущего коллегу, того самого, у которого вчера были проблемы с обручем, и догнал его.

– Ну как у тебя дела? – поинтересовался я. – Починили обруч?

– Починили, – ответил он и состроил странную гримасу, напоминающую улыбку, но она совсем не выражала радость, а лишь искажала его лицо.

– Штрафов, надеюсь, не назначили? – спросил я больше для того, чтобы поддержать разговор, ведь поводов для штрафов никаких не было.

– Все нейрокоины списали, – тихо произнес он и снова скривился в гримасе.

– Как? За что? – Я почувствовал неприятное царапанье внутри.

– За вчерашнюю плохую работу.

– Но… ты же не виноват! Это же из-за сломанного нейрообруча! Ты им что, не говорил?

– Говорил… сбой в системе не доказали. Сказали, что моя плохая работа была саботажем.

– Вы чувствуете крайнюю степень изумления и недовольство, – сообщил в моей голове голос Синтии. – Провожу стимуляцию состояния удовлетворенности.