Нейромант. Трилогия «Киберпространство»
Шрифт:
– У тебя есть часы? – поинтересовался Кейс.
Растаман мотнул дредами:
– Время есть время.
– О боже, – простонал Кейс и закрыл глаза.
Быстро просеменив по ковровым залежам к темной обшарпанной двери, «браун» постучал по ней лапкой. Оставленная тележка громко затрещала, из ее вентиляционной решетки посыпались на ковер голубые искры. Кейс почуял запах паленой шерсти.
– Сюда, что ли? – Мэлком оглядел дверь и щелкнул предохранителем.
– Можно подумать, я знаю
«Браун» развернулся и начал лихорадочно мигать.
– Хочет, чтобы ты открыл дверь, – сказал Мэлком.
Кейс шагнул вперед и осторожно потрогал бронзовую ручку. На двери висела бронзовая табличка, такая старая, что надпись на ней почти стерлась и стала совершенно неразборчивой, – скорее всего, давно и всеми забытое название какой-нибудь службы или фамилия служащего. Интересно, подбирали Тессье-Эшпулы каждый предмет обстановки «Блуждающего огонька» специально или купили все скопом на какой-нибудь европейской помойке вроде «Метро гологрэфикс», только гораздо больше. Петли открываемой двери жалобно скрипнули, и тут же вперед рванулся Мэлком с обрезом у бедра.
– Книги, – сказал он.
Библиотека, те самые белые металлические стеллажи с бирками.
– Я знаю это место, – сказал Кейс, оглядываясь на тележку; от ковра тянулась струйка дыма. – Поехали, – решил он. – Телега! Телега?
Тележка не реагировала. «Браун» дергал Кейса лапками за штанину, больно царапая лодыжку; очень хотелось пнуть эту железяку.
– Чего тебе?
Крохотный робот шустро проскочил в открытую дверь. Кейс двинулся следом.
В библиотеке стоял еще один старый монитор «Сони». Подбежав к нему, «браун» замер, а затем стал пританцовывать.
– Уинтермьют?
На экране появились знакомые черты. Финн улыбнулся:
– Ну что, момент настал. – Глаза Финна щурились от сигаретного дыма. – Давай подключайся.
Внезапно к Кейсу подбежал «браун» и, больно щипаясь через тонкую черную ткань, стал карабкаться по ноге.
– Вот же мать твою!
Кейс сбросил с себя механизм, и тот ударился о стену. Две конечности беспомощно задергались в воздухе.
– Что с этой тварью такое?
– Сгорела, – пояснил Финн. – Хрен с ней. Пустяки. Ты, главное, включайся.
Под экраном оказались четыре разъема, но только один подходил к адаптеру «Хитачи».
Кейс вошел в киберпространство.
И очутился в серой пустоте.
Никакой матрицы, никакой решетки. Никакого киберпространства.
Дека куда-то исчезла. Его пальцы…
И только на самом краю сознания ощущалось некое движение, что-то стремительно неслось к нему по глади бесконечного черного зеркала.
Рот свело в беззвучном крике.
Там, за изгибом пляжа, находился вроде бы город, но до него было далеко.
Кейс сидел, плотно обхватив руками колени, на корточках посреди мокрого песка и дрожал.
И даже потом, когда дрожь прекратилась,
Серебро неба отличалось от серебра песка. Тиба. Небо как в Тибе. Токийский залив? Он обернулся в надежде увидеть знакомую голограмму «Фудзи электрик», или парящий над водой беспилотный вертолет, или хоть что-нибудь.
Позади него закричала чайка. Кейс поежился.
Поднимался ветер. Песчинки больно хлестали по щеке. Кейс уткнул лицо в колени и заплакал; собственный плач казался ему таким же далеким и незнакомым, как крик чайки. Горячая моча пропитала джинсы, капала на песок и быстро остывала на дующем с моря ветре. Слезы высохли, но от безудержных рыданий разболелось горло.
– Уинтермьют, – бормотал он своим коленям. – Уинтермьют.
Темнело, теперь Кейс дрожал уже от холода, который в конце концов заставил его встать.
Ныли колени и локти. Из носа текло. Он утерся рукавом и стал рыться в пустых карманах.
– Господи, – сказал он, сгорбившись и упрятав озябшие руки под мышки. – Господи.
У него начали стучать зубы.
Отлив украсил пляж песчаными разводами, на зависть любому токийскому садовнику. Сделав дюжину шагов в сторону города, уже проглоченного сумерками, Кейс обернулся и стал всматриваться в сгущающуюся мглу. От места, где он сидел, тянулась короткая цепочка следов. Больше ничего не нарушало тусклое серебро песка.
Кейсу показалось, что он прошел не менее километра, прежде чем заметил свет. Он разговаривал с Рацем, именно Рац и обратил его внимание на оранжево-красный огонек, тускло тлеющий справа, в глубине пляжа. Он знал, что Раца здесь нет, что бармен – плод его собственного воображения, никоим образом не связанный с этим, в чем он завяз, погряз, заблудился, но это не имело ни малейшего значения. Странным образом, придуманный Рац имел собственные соображения насчет Кейса и задницы, в которую тот угодил.
– Ты, артист, меня просто поражаешь. Это ж какие старания ты прикладываешь, чтобы подвести себя под монастырь. Столько лишних трудов! Ты мог спокойно доконать себя в Ночном Городе. У тебя было для этого все: стимуляторы, чтобы лишиться здравого смысла, выпивка, чтобы не думать, Линда для романтической печали и улица, чтобы там тебе оторвали башку. И чего, спрашивается, понесло тебя в такую даль? А декорации, это ж надо такую дурь придумать… сцена, висящая в пустоте, наглухо запечатанные замки, редчайшая гниль старушки Европы, какие-то мертвецы в коробочках, китайская магия…