Нейропат
Шрифт:
Томас почесал бровь.
— Не знаю, что и сказать. То есть книга, конечно, принесла прибыль, но это одна из тех вещей, которые производят впечатление только на людей, которые уже знают вас. Надежды были велики. Рецензии были суровы. Книгу издали. Теперь это всего лишь шутка, которая передается из поколения в поколение старшекурсниками...
— Библия Байбла, — сказала Сэм.
Томас, пожалуй, рассмеялся бы, но сквозь озорной тон Сэм проскользнула нотка подлинного сожаления.
— Что вы имеете в виду?
— Они так ее называют. Выпускники Колумбийского
— Вы расспрашивали обо мне?
Сэм устремила на него долгий взгляд, небезопасный при скорости восемьдесят миль в час. Подсветка приборов на панели делала ее сверхъестественно красивой. Блестящие губы. Голубые и желтые отсветы на щеке и шее. Внезапно в заднем окне вспыхнули фары грузовика, и вся влекущая нежность мигом исчезла с ее лица. На какой-то миг она замерла как статуя, только влажно поблескивал мрамор глаз.
— Это настоящее, профессор. Вы меня понимаете?
— Догадываюсь, — ответил Томас.
Ее взгляд снова переключился на огни катафотов, маячащие перед ними.
Несколько минут прошло в полном молчании.
— Так откуда же все-таки этот неожиданный интерес к моей книге? — наконец спросил Томас.
Сэм пожала плечами.
— Потому что она показалась мне любопытной.
— И что же именно показалось вам любопытным?
— А то, что спор затеяли вы, а не Нейл.
Томас фыркнул:
— Больше никаких споров.
— Почему же?
— Может, однажды и у вас появятся дети, — одновременно нахмурился и улыбнулся Томас.
Сэм рассмеялась и покачала головой.
— А что в этом странного? — продолжал Томас — Мамуля с пистолетом. Предел мечтаний отца-одиночки вроде меня.
Сэм просияла улыбкой, но продолжала качать головой.
— Нашли ответ на вопрос Маккензи? — спросила она, явно стараясь сменить тему.
Томас озорно и изучающе взглянул на нее.
— На какой вопрос?
— Насчет спора. Я имею в виду, он ведь прав, не так ли? Зачем было Нейлу заводить этот спор, если у него нет шансов никого убедить?
— Да...
— Звучит не очень впечатляюще.
Томас пожал плечами.
— Это абсолютно обоснованный вопрос...
— Так вот в чем суть?
Томас вздохнул, разочарованный этим внезапным возвращением к серьезности.
— Чужая душа — потемки, Сэм. Кто, черт возьми, знает, к чему готовится Нейл? Ради всего святого, он же работал в АНБ, и у него возникли свои задвиги, когда он перепаивал мозги во имя Национальной Безопасности. В моем понимании все это бредни...
Они плавно обошли еще одного дальнобойщика, на котором горели лампочки рекламы: «Ищите спасения в Иисусе», — все это напоминало рождественскую декорацию. Томас напрягся, противясь странному импульсу, снова заставлявшему взглянуть на бешено вращающиеся колеса.
— А теперь? — продолжал он. — Нейл исчез с карты нашего мира, граничащего с землями, которые мы и представить себе не можем.
— Послушать вас, так он прямо исследователь, — сказала Сэм, включая мигалку.
Они остановились на бензоколонке
— Мой отец был водителем грузовика, — объяснила Сэм, когда они свернули с шоссе. — Кроме того, я просто жить не могу без «Криспи кремз».
Оказавшись внутри, Сэм поддалась призыву еще одного ящика для пожертвований, на сей раз в пользу какой-то никому не известной коалиции по защите окружающей среды.
— Я хочу спросить... — произнес Томас, когда они шли к столику. — Откуда у вас такая тяга к благотворительности?
Сэм пожала плечами, старательно избегая его взгляда.
— Когда у тебя такая работа, ошибки влекут за собой последствия.
Что-то в тоне, каким это было сказано, встревожило Томаса, и он не стал дальше вдаваться в эту тему.
Примерно с полчаса они болтали по мобильникам: Томас разговаривал с Миа и детьми, которые, похоже, уже окончательно отошли от утреннего бузотерства, а Сэм — с агентом Аттой, которую, похоже, здорово расстроило, что Маккензи оказался тупиковым вариантом.
— Я пробовала свалить вину на вас, — сказала Сэм, с недовольной гримаской закончив разговор. — Но начальница так не считает.
Облокотившись на лимонно-зеленую столешницу, Томас потер виски.
— Но это была моя ошибка, разве нет?
Сэм хмуро взглянула на него:
— Что вы имеете в виду?
— Просто... мне показалось, что вы считаете это моей ошибкой.
— Маккензи? Умоляю. Если бы этот недомерок оказался придурком, я уж скорее винила бы себя. Но он пугающе умен, умник вроде вас, а с такими людьми жди либо холостого выстрела, либо непробиваемой предвзятости. Можете мне поверить.
Томас уткнулся взглядом в стол и стал считать крошки. Сэм была права. Маккензи уже успел составить предвзятое мнение, так, словно сценарий беседы был заранее написан. Он не давал своим страхам слишком приблизиться, понял Томас; некоторые терапевты называли это «отрицательной предвзятостью».
Сэм нежно вздохнула.
— Что-то мы опять загрустили, эй?
— Нет, благодарю, мне не хочется «Фритос», агент Логан, — улыбнулся Томас.
Сэм посмотрела на него с добродушным нетерпением:
— Вы хороший человек, профессор. Добрый человек, а в нашем мире это ничего не значит.
На глазах у Томаса буквально закипели слезы. Он моргнул, не глядя на нее.
— Зовите меня Том.
— О'кей, — неохотно ответила Сэм, так, словно перспектива пугала ее.
Набравшись храбрости, Томас посмотрел ей в глаза. Честная улыбка на лице Сэм погрузила обоих в неловкое молчание.
После этого что-то изменилось. Сэм стала называть его Том, хотя то и дело срывалась на «профессора». Но они стали ближе. Чувства ответственности это не снимало, но в то же время давало восхитительное ощущение свободы и раскованности. Отныне разговоры приобрели более непринужденный характер, оба словно давали заглянуть друг другу в душу. Временами они буквально наперегонки старались сказать: «Я знаю! Точно знаю, что вы имели в виду!»