"НЕЙРОС". Часть первая "Коннект"
Шрифт:
— Ну, мы, типа крайм-корпа, — ответил он не очень уверенно. — Почти клан.
— Ну, хвастайся тогда, чего накраймил.
— Ну, я чо… — сдулся парень. — Я как все…
— Представься, боец! — рявкнул я своим лучшим командным тоном.
— Лендик.
— Скажи мне, Лендик, чем промышляет ваша — теперь наша — крайм-корпа? Какая у неё специализация? Толкаете наркоту? Угоняете тачки? Грабите караваны? — я лихорадочно соображаю, что вообще криминального можно учинить на низах, где почти ни у кого нет ни денег, ни имущества, но ничего толкового в голову не приходит.
— Ну… Мы как-то подломили
— Много?
— Дофига! Тридцать доз! Всё выгребли — в автоматах больше не бывает, а доставка сразу вырубилась.
— То есть примерно столько, сколько вы могли получить, просто подойдя толпой и приложив по очереди айдишки?
— Ну… Типа того, да. Но это было круто!
— И как давно был этот охренительный крайм-подход?
— Ну… Месяц? Полтора назад? — он заоглядывался в поисках поддержки.
— Три с лишним, — заявила уверенно Колбочка. — И ещё месяц об этом трындели, не затыкаясь. Повторить зассали, потому что полиса стали пасти квартал.
— Да вы, я смотрю, реально крутая крайм-корпа. Кланы, небось, сосут от зависти, — хмыкнул я.
У кого бы спросить, что за кланы такие? Эх, невнимательно я Дмитрия слушал. Не вникал в подробности местной жизни. Кто знал, что понадобится?
— Не, а что делать-то? — развёл руками Лендик. — Пупер вон обещал крутые подгоны от кланов, типа, мы будем для них всяким палевом банчить, токи с двух рук загребать, но только, сдаётся мне, он просто щёки надувал. Не было у него никаких связей. А у тебя есть? Или ты, как он, только брехать и морды бить умеешь?
— Чего у меня есть и чего у меня нет, это мы обсудим позже, — сказал я строго. — Потому что это средства. Средства нужны для достижения цели. Какая у вас цель, народ? Чего вы хотите от жизни?
Я-взрослый всё ещё не понимаю, на кой чёрт мне вообще это сборище никчёмышей. Любая уличная гоп-компания из моего первого детства нагнула бы таких лузеров, не напрягаясь, на одних понтах и распальцовках.
Я-пацан вижу, что во двор спустилась Лирания. Она встала возле сестры, положила руку ей на голову и ерошит чёрные волосы. Но смотрит при этом на меня. Внимательно смотрит. И меня-пацана от этого конкретно штырит.
Народ к целеполаганию не готов. Как ни вглядываюсь в лица подростков, вижу там только непонимание, растерянность, проблемы с самооценкой, неумение анализировать и неспособность планировать. Если они пошли за таким унылым говном, как Пупер, то активной жизненной позицией тут не пахнет.
— Молчите? — спросил я, выдержав паузу. — Молчите. Ладно, я скажу за вас.
Я плавно прошёлся туда-сюда, потом резко встал и обвёл строгим взглядом собравшихся, как будто заглядывая каждому в глаза. Так, что ребята дружно вздрогнули. Слон так делает, если надо, чтобы бойцов до жопы пробрало. Его бы сюда — они бы уже строем ходили и по команде оправлялись. Прямо в строю.
— Так вот, никаких целей у вас нет, и от жизни вы не хотите примерно ни хрена, — я поднял руку, останавливая тех немногих, кто уже раскрыл рот возразить. — Не спорьте. Хотеть — значит делать. Ничего не делаете — значит, ничего не хотите. Никакая вы не крайм-корпа, и сами это отлично понимаете. Хуже того — никакие вы не «вы». Вас нет. Вы даже название себе не придумали.
Утверждающее молчание было мне ответом. Все опустили глаза, переминаются с ноги на ногу, не знают, куда деть руки, ковыряют носком кеда мусор и так далее. И только Лирания продолжает смотреть на меня, сильно смущая «я-подростка». Я-взрослый, пользуясь тем, что руль у меня, твёрдо и прямо посмотрел в ответ. В её раскосые глаза. В очередной раз удивившись, что она вовсе не красавица, но меня к ней неудержимо тянет.
— Что ты предлагаешь, вершок? — спросила она, не отведя взгляд.
Я-пацан обмер, как напуганный опоссум, и рухнул во внутренний обморок. Она со мной заговорила!
Я-взрослый ответил.
— Не дать этому миру нас сожрать.
Правильно было бы сказать: «Гребитесь веслом, неудачники, а я пошёл. На хрена мне такой балласт?» - но я смотрю на девочку и не могу.
— И как ты думаешь это сделать? — голос её полон скепсиса, а рука нервно прижала к себе растрёпанную головёнку сестры.
Та раздражённо вывернулась и с недоумением посмотрела снизу верх, — наверное, Лирания сделала ей больно.
— Я точно знаю, как это сделать, — ответил я небрежным тоном. — И у меня есть всё, что для этого нужно. Вопрос в другом — нужно ли это вам? Или вы собираетесь слить в сортир десять лет жизни, за ними спустить токи на Средке и повторять этот трюк до тех пор, пока не сдохнете? Сколько лет вы на самом деле проживёте, народ? Полгода веселья на пять лет аренды? Тогда вам стоит задуматься о том, что большая часть вашей жизни уже прошла.
— Как это большая? — спросила растерянно Колбочка.
— Ну да, считать вас не научили. Допустим, ты доживёшь до восьмидесяти. Минусуем семнадцать — шестьдесят три года жизни. Минусуем первую аренду — тебе двадцать семь, осталось пятьдесят три. В режиме «пять лет на полгода» это девять-десять арендных сроков, то есть максимум пять лет жизни, которую ты запомнишь. Ты уже прожила большую половину жизни и умрёшь в восемьдесят лет двадцатилетней, так и не повзрослев. Как тебе такая арифметика, Дженадин? Вы все умрёте молодыми, детишки.
— Не обязательно же повторно арендоваться, — сказал неуверенно Пегля.
— А ты много знаешь тех, кто не пошёл на второй круг? — спросила Лирания.
— Я — нет…
— И я нет, — подтвердила ошарашенная моим подсчётом Колбочка. — Но я вообще мало взрослых знаю.
— Дженадин, — сказал я устало. — Ты не поняла. Нет никаких взрослых. Твоя мать родила тебя не в двадцать семь, а в семнадцать. И ей всё ещё семнадцать. Все низы — один большой детский сад, радостно меняющий себя на конфеты. У вас украли жизнь. Но я знаю, как это исправить.