Нейтрально-враждебный
Шрифт:
— Пить! — прохрипела Грыжа.
Сержант подпрыгнул от страха, и невольно разрыдался.
— Не губите! — взмолился он слезно. — Не надо! У меня эти…. Ну, эти…. Как же их…?
Сержант хотел сообщить о бесчисленной родне на своем иждивении, о многих детях, о несчастных стариках, что пропадут без него с голоду, но сразу понял, что это ему не поможет. Жуткую кухарку не разжалобить подобной ерундой.
Грыжа нахмурилась, в ее злобных глазах сержант ясно увидел свою смерть. Медленную, жутко мучительную смерть. Ему не стоило рассчитывать на то, что верховная кухарка просто ушибет его на месте. Она заберет его с собой, в черный замок, в свою страшную кухню, и там
— Пить! — вновь взревела Грыжа.
На этот раз до сержанта дошло. Опрометью бросился он в крепость, и вскоре вернулся с огромной кружкой пива. Грыжа приняла емкость, одним махом осушила ее, и бросила сержанту опорожненную тару. Затем вновь взвалила мешок на спину, и побрела дальше, в направлении черного замка. А сержант еще долго стоял на дороге, медленно приходя в себя и вспоминая, в каком сундуке у него хранится сменное исподнее.
В черном замке внезапное возвращение Грыжи тоже стало сюрпризом. Стражники на воротах чуть не умерли на месте, когда из ночной тьмы выплыла огромная фигура верховной кухарки. Какой-то придворный с притупленным инстинктом самосохранения попытался расспросить Грыжу об участи лорда Мортуса и всех отбывших с ним в поход воинов. С его стороны это было большой ошибкой. Грыжа сильно устала, и была не в духе. Поскольку руки ее были заняты удержанием мешка, она ударила придворного головой. Ударила, и пошла себе дальше, а глупый придворный с размозженным черепом остался валяться во дворе и тихо остывать. Кроме него уже никто не осмелился тревожить верховную кухарку расспросами.
На кухне в это час как раз заканчивали мыть посуду. Работники были веселы и жизнерадостны. Уже несколько дней они не видели свою начальницу, и очень надеялись, что не увидят ее уже никогда. Стоило Грыже отбыть на военную операцию, как они все почувствовали себя счастливыми. Никто больше не избивал их, никто не глядел на них, как на еду. Никто не ввергал в ужас своим кошмарным видом.
Но избавление оказалось недолгим. Грыжа внезапно появилась на кухне, и испортила всем настроение, а следом и здоровье.
— Бездельничали тут без меня, — не спросила, а констатировала Грыжа, и медленно стащила с груди свой сокрушительный фартук.
Через десять минут избитые до полусмерти работники кое-как выползли из кухни, оставляя после себя капли крови и осколки зубов. Один так и не выполз — он навеки остался лежать под мойкой, куда упал с перебитым позвоночником, подергался немного, и опочил. Грыжа же, наведя порядок в своих владениях, хорошенько угостилась оставшимся с ужина кушаньем, после чего вновь взяла мешок и потащила в свои покои.
Апартаменты верховной кухарки располагались здесь же, в подземелье, неподалеку от рабочего места. Ввалившись в них, Грыжа первым делом предусмотрительно заперла крепкую дубовую дверь на три засова, и только после этого позволила себе развязать горловину мешка. Затем ухватилась руками за дно вместилища, и резким движением вытряхнула на пол свой ценный груз.
Паладин, некогда гордый и дерзкий, ныне имел жалкий вид. В его глазах застыло выражение ужаса. Связанные руки он подтянул к груди, связанные ноги к заду. Без своих доспехов, которые Грыжа стащила с него еще там, на руинах, чтобы не везти на горбу лишний груз, он казался совсем тщедушным. Окинув его придирчивым взглядом, верховная кухарка поняла, что будущего мужа ей предстоит откармливать долго и упорно.
Со страхом Андис уставился на свою похитительницу. Та высилась перед ним, огромная, как скальный утес. Несчастный паладин уже понял, что его не ждет ничего хорошего, и теперь гадал,
Он решил сразу дать понять этому монстру, что в его лапы угодил настоящий паладин.
— Что бы ты ни задумала делать, проклятая тварь, ты не услышишь моих криков! — гордо заявил он.
Прозвучало это довольно убедительно, несмотря на заметно дрожащий голос.
Грыжа ничего не ответила. Вместо этого она неторопливо стащила с себя свой фартук, и повесила его на вбитый в стену гвоздь. Затем наклонилась, без труда подняла Андиса на руки, и бросила извивающееся тело суженого на свою кровать. Ложе у Грыжи было большим и прочным. Его делали по индивидуальному заказу, ибо не всякая кровать могла выдержать те без малого два центнера, которые Грыжа честно нажила к своим годам.
— Что ты задумала, тварь? — выкрикнул Андис. На этот раз страх в его голосе прозвучал гораздо явственнее.
Грыжа, в общем-то, и не скрывала своих намерений. Ей все происходящее казалось вполне очевидным. Поскольку свадьба намечалась нескоро, ибо жениха еще необходимо было откормить до нужной кондиции, верховная кухарка решила не ждать первой брачной ночи, и потерять свою без труда сберегаемую девственность прямо сейчас, с пылу с жару, даже не принимая ванны.
Она решительно ухватилась за край своего пыльного платья, и потащила его вверх, планируя снять одеяние через голову. По мере того, как ткань, всползая все выше, обнажала все больше женских ужасов верховной кухарки, глаза Андиса округлялись все шире и шире. Вся кровь схлынула с лица паладина, и он стал белее мела. На его физиономии застыло выражение великого ужаса, словно он только что увидел нечто немыслимое, не укладывающееся в голове, словно заглянул в бездну, и почувствовал, что из бездны кто-то злой и страшный смотрит на него в ответ.
Грыжа справилась с платьем, и бросила его на пол. Больше на ней из одежды не было ничего, лишь на толстой шее висел фамильный оберег — сушеное ухо паладина, якобы приносящее удачу. Она какое-то время смотрела на своего жениха, а затем шагнула к кровати.
И в этот момент Андис закричал.
То был страшный, леденящий душу, крик. Он раскатился по всему черному замку, встревожив его обитателей. Он выплеснулся за стены твердыни, и разнесся по окрестностям. Жители ближайших деревень услыхали его, и содрогнулись. Отголоски этого крика донеслись даже до сторожевой крепости. Сержант, который в этот самый момент лечил травмированную психику ударными дозами пива, услышал его, застыл с кружкой, не донесенной до рта, и в один миг, прямо на глазах подчиненных, полностью поседел.
Но не успел смолкнуть первый крик, как прозвучал второй, еще громче и страшнее прежнего. А затем еще и еще. Люди содрогались от ужаса, и гадали — что же происходит? Не является ли этот крик зловещим знамением, сулящим великие бедствия? Многим в ту ночь снились кошмары. Обитателей черного замка охватило волнение — они не знали, что и думать. Они почти отважились пойти в покои верховной кухарки и поглядеть, что же там происходит, но так и не набрались для этого смелости. Решили, что уж лучше терпеть крики, и жить, чем сунуть нос не в свое дело, и стать главной составляющей какого-нибудь мясного блюда.