Нейтральной полосы нет
Шрифт:
Как и любому следователю, Лобачеву не раз приходилось изучать дела, которые вел до него кто-то другой. Либо начато дело в районе, а потом передано к производству следователю УВД. Либо поступило на дорасследование, одно из «глухих» — нераскрытых преступлений.
Как часто, вчитываясь в материалы такого дела, испытываешь чувство досады, неудовлетворенности: вот в этом допросе явно не прояснены такие-то обстоятельства, а свидетель, упомянутый в показаниях такого-то, вообще остался недопрошенным, а в таком-то случае совершенно непонятно, почему не проведена трасологическая экспертиза.
Причина
Как не бывает в следовательской практике абсолютно одинаковых характеров, судеб и преступлений, так же невозможно и существование двух абсолютно одинаково мыслящих следователей.
Работа эта совершенно творческая, она попросту не может строиться на готовых трафаретах, ибо живые люди не по готовым трафаретам созданы.
Идя по следам действий Сурикова, Лобачев досады не испытывал. В одном только месте Лобачев подумал: надо бы взять след протектора машины. Но через несколько листов появился и снимок этого протектора.
Когда Вадим покончил с делом, большой солнечный заяц, поначалу вольготно располагавшийся на его столе, убрался из комнаты. За окном еще бушевал солнечный жаркий день, в архиве было прохладно и полусумрачно.
Вадим пролистал свой изрядно насытившийся ежедневник, положил его в портфель и с теплым чувством подумал, что придет сейчас на Белинку, где дней десять уж, наверное, не был, поговорит с Бабаяном, с которым дней десять только по телефону и говорил.
К удивлению Лобачева, в отделе за собственным Вадима столом его дожидался Корнеев.
— Откуда ты, прелестное дитя? — спросил, отирая пот со лба, Вадим.
— Да все из той лощины. Только ты уехал, звонок, обоих вызывают. Я сказал, где ты, однако не дернули, — усеки уважение к действиям. В общем, совещание у Новинского, но ковром вроде не пахнет. Утрись посуше да пошли. Что-нибудь интересное нашел?
Вадим позвонил полковнику Новинскому, начальнику управления уголовного розыска. Полковник сказал, что ждет их в шестнадцать тридцать. Вадим посмотрел на часы, в их распоряжении оставалось двадцать пять минут.
— Может, пообедаешь? — предложил Корнеев.
— Жарко, Миша, не хочется, — сказал Вадим, с удивлением ощущая, что напряженный поиск по суриковским тропам дался не просто, он устал.
— Нашел, значит, — уже с утвердительной интонацией повторил Корнеев, глядя на Лобачева. Кабы оказалось не в цвет, Лобач без эмоций перелистал бы дело и управился бы скорей.
Вадим потянулся, распахнул форточку, выходившую на провинциально-тихую Белинку, с нее ни шума, но уж в жаркий день и ни ветерка. Включили вентилятор, стало полегче. В комнате пусто. Копылов, которому обещался навешать Корнеич, в тюрьме.
— Нашел, Миша, — на серьезной ноте ответил Вадим. — Тут сошка не из мелких, преступник ловкий, умный, хладнокровный. И мамаша еще с этим самым существует.
Вадим рассказал накоротке о деле и о заявлении матери Громова по поводу «Сурикова с его бандой».
— Ну, значит, быть и нам в бандитах, — тоже без шутки сказал Корнеев. — Выберу как-нибудь времечко, взгляну со стороны и на дачку, и на нее. Значит, ты уверен, что Сантехник не он?
— Спорю
— Тогда кто же?
По-прежнему не хватало Вадиму четвертого. И Корнеев понимал, что, похоже, среди установленных не хватает еще какой-то фигуры.
Работа оперативника-сыщика в принципе не противоречит труду следователя. Борко, как всегда идя от войны, высказал однажды такое соображение: оперативник решает тактическими приемами тактические задачи. Следователь — более стратег. Если утрировать для ценности, то, еще строя, модель предполагаемого преступника, следователь уже обдумывает, как будет строить его допрос.
Корнеев соглашался с Лобачевым. Из того, что им пока известно о Шитове и Волковой, ясно: ни он, ни она провести по дому и точно указать бородатому, что в доме брать, не могли. Корнеев тоже был склонен поначалу предполагать Громова, но если не Громов, без четвертого все равно не обойтись.
— Может быть, Семинарист? Который наводил в дом с обысками?
Пожалуй, было почти «тепло». Но обсудить эту версию не успели, раздался звонок, секретарша сказала, что полковник ждет.
Новинский был человек сугубо штатского облика, не только хорошо, можно сказать, изысканно одетый. Если верить классикам литературы, истинно светские люди никогда не шли точно в ногу с модой, они на полшага отставали от нее. Галстуки у Новинского были широки, но не слишком, шелковые, но не блестящие. Странно было представить его в форме, однако ж те, кто видел его в кителе и погонах, могли посчитать, что только военное ему и к лицу. У него было два высших образования, одно специальное и юридический. Ромбика-поплавка он не носил, наверное, хранил его вместе с орденами. На фронте Великой Отечественной войны по возрасту не был, но за гражданку награды имел. И с людьми Новинский обращался под стать облику — мягко. И личность его была без наигрыша. Ведь если человек привык дома селедку руками есть, он и в гостях с вилкой-ножом обращаться свободно не будет. Свой собственный образ на всю жизнь не смоделируешь.
Кроме Лобачева и Корнеева, в их совещании принимал участие начальник следственного управления Александр Евгеньевич Булахов, непосредственный руководитель Бабаяна, Лобачева и многих других. Под его началом Вадим работал уже несколько лет, встречался с ним часто.
Вадим доложил о ходе расследования по делу, о возникших предположениях и выводах. Ни для Булахова, ни даже, по-видимому, для Новинского ход действий Лобачева и Корнеева не оказался полностью внове. Очевидно было, что за колосовским делом в управлении следят, а раз так, то по самим запросам, поступавшим в УВД из Колосовска, можно было многое представить.
— Почему решили поехать в архив? — спросил Новинский. Искорка любопытства мелькнула в его глазах, хотя ничего из ряда вон в поступке Лобачева не было. Другие следователи так же могли поинтересоваться.
— Справка дала кое-какую ориентировку, — ответил Вадим, отметивший искорку. — В справке были кое-какие детали. Обычно составляют посуше.
Новинский улыбнулся, кивнул.
— Благодарите Чельцова. Он вспомнил дело «Церковников», так, кажется, оно было закодировано? Там в адрес руководства интересные заявления поступали. Он посоветовал дело поворошить.