Незабудки
Шрифт:
Всех девушек на вечеринку зовут, а ее обходят, ко всем сватьев засылают, а за ней не идут. Вот мать ей и говорит:
— Дитятко ты мое неудачное, иди што ль к старухе-шептунье (счас-то таких нет, перевоспитали всех), пусть она тебе чего посоветует. — Ну жалеет ее мать-то, свое дитя с ума не сбросишь.
Девушка пошла, а та ее прямо в лоб и огорошила:
— Тебе, девка, к грибному царю надо (вот тут про грибного царя начинается).
Та:
— Да што ты!
— Нет, иди. Другого пути нету. Выйдешь рано и так иди, чтоб солнце все время за спиной было.
Наладилась она к грибному царю. А идти все лесом,
Идет. Тут ей комар на глаз уселся. Да сильный такой комар. Наша умелица размахнулась, да и хлясть себя по глазу, чуть не вышибла. Не рассчитала, значит. А комар снялся, подлетел к уху и поет: вот, мол, красавица, спасибо, что только пугнула, я тебе за это добро сделаю… Да, красавица, а глаз-то заплыл аж.
Ну, идет дальше. Глядит — сидит синичка на веточке и так жалостно плачет. Просит: «Помогай, девушка, чем можешь (в сказках-то звери и говорят, и плачут)». — А той вроде и жалко, хочет помочь, а какой из нее фершел-акушер? Ну, взяла птичку этак. Да так неловко, прямо за больную ножку — вправила! Ну, случайно, значит, от неловкости. Птичка в воздухе пляшет, радуется.
— Ох, спасибо, красавица, я тебе за это добро сделаю.
Ну и девушка ободрилась. Мол, ты гляди чего, все меня красавицей называют, может, и вправду я ничего? Идет дальше. А тут — страсть какая! Сидит медведь и лапами колоду с диким медом рвет.
— Эй, — говорит, — девушка! Помогай-ка, очень уж меду надо.
А той страшно, тут и я бы неумехой стала.
— Ох, батюшка-медведь, — отвечает, — я ведь девушка такая-сякая, никакая, не умею ничего.
— Давай, — говорит, — помогай, а то рассержусь. Пчел не бойся. Пчел я в речке потопил. — Пчел! Она его боится, не пчел.
Что ж, подошла, сунула это руки в щель, чтобы тянуть, а медведь возьми да и отпусти, да зажал ей руки-то. Ка-ак она визгнет благим матом, медведь с перепугу ка-ак рванет колоду — и порвал.
— Ну, — говорит, — не умеешь. Только «ух» крикнула — и дело подалось. Спасибо, красавица, я тебе добром отдарюсь. — Он-то думает, что это она колоду порвала, а это он сам.
Идет девушка дальше. А лес пошел темный, высокий, солнце за тучку ушло, не видать, куда идти. А она слышит, звенит кто-то. Это ее комар подлетел.
— Ни-чё-о, — пищит, — я солнышко спиной чую. Пошли, поведу.
Видно-то комара плохо, хоть он и сильный, а звенит звонко, и идет наша девушка, как за колокольчиком. Довел он ее до страшного бурелома: «Вот, — говорит, — пришли. За этим буреломом грибной царь и живет».
Ну, девушке нашей — хоть вой, хоть на колени падай. Бурелом-то — стена! Только слышит — лес затрещал. Ай, это медведь идет со всем семейством.
— Счас, — говорит, — мы его бригадным подрядом живо растащим.
Растащили, и она, как по коридору, проходит на поляну. А хорошо на поляне, как на нашем сенокосе. Солнышко опять светит, бабочки порхают, ягода всякая спеет. А посредине большой пенек стоит. Ба-альшой, вот как эта русская печка. А на пеньке гриб сидит. Пузатый, сердитый, вроде груздя. Только весь, как из золота. Сидит и синенькие глазки из-под шляпки пучит. А в шляпке (ну, как у груздя бывает) — чистая вода зеркальцем стоит.
Она отошла немного и говорит:
— Так, мол, и так, ваше государственное величие, — кто ее знат, как царей-то дразнят, — такая у меня беда.
А
— Так, мол, и так, такая забота, невозможно мне такой-сякой никакой на свете жить.
А он губами шлеп-шлеп — и все. Совсем девушка растерялась. Топиться, что ли, идти? Полная неудача. Тут синичка подлетает.
— Чё ж ты стоишь, дуреха! Ты нагнись. Он уж кричит тебе, а ты не слышишь. Голос-то у грибов тихий, кто их когда сверху роста слыхал?
А грибной царь и правда рассерчал, раскраснелся, вот-вот затопает ногами да прогонит. Нагнулась она поскорее и сразу все услыхала.
— Тебя, дуру, замуж надо, — это он ей кричит.
— Да ведь… Не берут, не сватают.
— Во-от. Ты возьми меня, да снеси в деревню. Да так неси, чтоб ни капли вот этой моей воды не пролить. Придешь — уж темно будет. И смотри: над чьей избой месяц стоит, напротив той избы этой водой умойся, а меня через плечо брось. Да гляди, нести будешь — не ругнись на меня, я все-ж-ки царь.
— Какое, ругаться! — девушка думает. А пошла назад, намучилась, бедная! Под ноги коряги попадаются, комары да мухи язвят, а царь этот и за пальцы щиплет, и вырывается, то душно ему, то щекотно, то наоборот чесаться начнет. Того и гляди прольет воду (это он ее все испытывает). Прям вся душа у девушки изболелась, изорвалась, будто полгода она домой шла. Но — стерпела, не заругалась ни полсловечком и воды не полкапли не пролила, как замуж захочешь, и не такое стерпишь.
Вошла в деревню, а месяц над самым справным двором стоит. Она встала насупротив избы, умылась из гриба, да и бросила его через плечо. Он и пропал. А ничего не случилось, как была, так вроде и осталась.
А на следующий день из того двора к ним сватья пришли вместе с женихом. Жених сидит красный, на лавке ерзает, себя не поймет: «Да што это, — думает, — ровно меня сюда на веревке притянули».
А девушка царя своего грибного вспомнила да улыбнулась, ну и так у ней это хорошо вышло, жених аж рот разинул. Жена-то, мол, невеста то есть, улыбчивая какая! Одно это — в жизни помочь большая! А как стали жить, и дело у ней ладится. Возьмется за что, ну, хлеб, например, печь, и вспомнит, как грибного царя искала, как несла, воду пролить боялась, трудно-то как было, печально-то как. А хлеб испечь — только постараться, да и ругнуться случай чего можно, куда легче…
— Вот вся сказка, — закончила хозяйка. — Так что грибной царь — он вот какой. А знаете, почему этой девушке удалось все? Она-то все про себя сознавала. Сознательная была, хотела исправиться. А иная нынешняя закончит институт — и нос в небо. Мол, я теперь все превзошла, меня теперь только на божницу сажать, а и картошки в мундирах толком не сварит. Такой — никакой грибной царь не помощник. Надо сначала себя оглядеть…
После этой сказки и пошло: «Иду грибного царя искать». — Иду то есть не совсем за грибами, а разведать новые места, ну и так, найти чего почуднее. Из таких вот походов я принес рог лося-трехлетки, удобные в виде готовых полочек выросшие трутовики, приносил также травки: чистотел, душицу, зверобой, корни девясила и удивительные по форме и расцветке гальки из Елшанки и ее ручьев. Ну и грибы, конечно, чем-то удивительные. Например, ежовик коралловидный — действительная редкость.