Незаконная планета

Войскунский Евгений Львович

Теперь, после того что случилось, он смотрел на них по-другому. На своем межпланетном веку Радию Петровичу доводилось видеть немало всякой небывальщины. Никогда не забыть ему ревущих призраков Нептуна; там, в пустоте, где никакого звука быть не может, от этого раздирающего рева сдавали нервы у самых закаленных пилотов. Помнил он дикую гонку: корабль уходил от неожиданного потока метеоритов на таком режиме, когда магнитострикторы не справлялись с потоком плазмы и она вот-вот могла прорвать защиту и сжечь корабль. Помнил нападение металлоядных бактерий на корабль

у берегов свинцового озера на Меркурии. Да мало ли что могло приключиться за три десятка лет с человеком в космосе!

Но чтобы человек без приборов сориентировался в Пространстве — такого не было. Такого не могло быть.

Радий Петрович посмотрел на Заостровцева. Обыкновенное лицо — худощавое, небритое, с россыпью бледных веснушек вокруг носа. Что за непонятная, нечеловеческая сила в этом парне?

Он перевел взгляд на Морозова. Крутой лоб, четкий рисунок подбородка — с виду этому больше пристало… что?.. способность творить чудеса?

Разбудить их, расспросить толком… Странная, непривычная робость овладела командиром.

Вдруг он услышал знакомое трезвучие радиовызова. Ага, есть связь! Женский голос отчетливо произнес:

«Танкер „Апшерон“! Танкер „Апшерон“! Здесь — ССМП. Почему не отвечаете Луне-2? Луна-2 вас не слышит. Танкер „Апшерон“!»

Вот как, дело дошло уже до Службы Состояния Межпланетного Пространства! Видно, связисты Луны отчаялись отыскать их, забили тревогу, и теперь за дело взялась самая мощная радиостанция Земли. Командир включил сигнал ответа, быстро заговорил:

— Земля, здесь — «Апшерон», вас слышу! Прием.

Теперь — ждать, пока эти слова дойдут до далекой Земли.

Наконец обрадованно зазвенел женский голос:

«Слышу! Командир Шевелев, вас слышу! Сообщите состояние экипажа!»

Радий Петрович откашлялся. Надо покороче, не стоит пока вдаваться в подробности.

— Корабль и экипаж в порядке, — сказал он. — Контейнеры взять не удалось. Энерговспышка Красного пятна…

Тут произошло нечто невообразимо-недопустимое. Командира толкнули в плечо. Практикант Заостровцев, неожиданно проснувшись, отжал командира от микрофонной сетки и закричал в нее:

— Тоня, это ты? Тоня, ты меня слышишь?

Командир оторопело уставился на Володю. Случай был настолько дикий, что он просто не знал, как реагировать.

А из динамика посыпалась радостная скороговорка:

«Ой, Володя, я так беспокоилась, прямо не могу! Почему ты не… Ты меня слышишь?»

Но в ответ Тоня услышала голос командира Шевелева:

— На место, Заостровцев! — и после короткой паузы: — Повторяю: непредвиденная энерговспышка уничтожила контейнерный поезд. Был вынужден стартовать до срока. Сообщите Луне: задержать отправку очередного танкера.

Снова потекли минуты напряженного ожидания.

«Вас поняла, — ответила Тоня. И неофициальным тоном добавила: — Радий Петрович, что все-таки случилось? Тут очень волнуются…»

«Что все-таки случилось? — подумал командир. — Хотел бы я знать, что все-таки случилось». Он сказал:

— Корабль длительное время находился

в сложных условиях… в условиях отсутствия ориентации. Подробнее сейчас объяснить не могу. Прием.

Радий Петрович посмотрел на практиканта взглядом, не предвещающим ничего хорошего.

— Вы, Заостровцев, — начал он тоном, соответствующим взгляду. И вдруг, неожиданно для самого себя, закончил: — Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить с оператором ССМП? — И поднялся, уступая место Володе.

Теперь, когда «Апшерон» шел по нормальной трассе, молчание стало невыносимым. Командир молчал, потому что не знал, как начать разговор об этом, говорить же о другом было просто невозможно. Морозов молчал… кто его знает, почему молчал Морозов. Володя молчал, потому что в человеческом словаре не было слов, которые могли бы выразить то, что с ним произошло. Но в то же время он понимал, что от него ждут объяснений. Он перебирал в памяти события последних недель, но сцепить одно с другим ему не удавалось. Вдруг как бы со стороны он увидел самого себя на зеленой тропинке — той тропинке, где он беспомощно топтался, не в силах перешагнуть… что перешагнуть?..

«Положение хуже собачьего, — подумал Володя с отвращением, — та понимает, только сказать не может. А я — ни понять, ни сказать…»

Первым заговорил Морозов:

— Я знал одного парня — он помнил наизусть первые пять листов девятизначной таблицы логарифмов.

— К чему вы это? — сказал командир и, не дожидаясь ответа, обратился к Володе: — Как вы сориентировались, Заостровцев?

Володя ответил не сразу. Он медленно шевелил пальцами, и Радий Петрович с интересом смотрел на эти пальцы, будто ожидая от них чего-то.

— Ну вот, — неуверенно начал Володя. — Знаете, бывает, что идешь в темноте… и вдруг чувствуешь, что впереди, очень близко, стена… Что-то срабатывает внутри — и останавливаешься…

— А иногда не срабатывает, и тогда расшибаешь лоб, — вставил Морозов.

Командир махнул на него рукой.

— Дальше, Заостровцев, — попросил он.

— Стены… — Володя морщил лоб в раздумье. — Только не прямые… и движутся… Давят… душат… А я ищу, где проход. Сам не знаю как…

— Ну и ну, — сказал командир. — Если бы сам не видел — ни за что бы не поверил. Откуда у вас такое… нечеловеческое чутье?

— Действительно, — сказал Морозов. — Вроде рыбы в электрическом поле. Или птицы в магнитном.

Володя испуганно уставился на него:

— Ты на самом деле думаешь, что у меня развилось это… рыбье или птичье?

Морозов пожал плечами.

Неудачный рейс был подвергнут всестороннему обсуждению, в котором участвовали пилоты, астрофизики и специалисты по приборам. Ввиду того, что Юпитер проявил непредусмотренную опасную активность, было решено оборудовать его крупные спутники — Ио, Каллисто и Ганимед — новейшими регистрирующими приборами высокой защиты и поставить дополнительные исследовательские работы.