Незаконнорожденная
Шрифт:
— Нет. Которых признали виновными в этом грехе, — поправил Сесил. — Все они утверждали, что невиновны, кроме лютниста Смитона. Однако он как простолюдин был подвергнут пытке на дыбе… и другим истязаниям. Здесь записано, что даже на эшафоте каждый клялся спасением души, что королева невинна. Юному Генри Норрису, другу короля, было обещано помилование, если он признает свою вину и обличит королеву.
— И?..
— Он отказался. Последние его слова были о ее невиновности.
— Но если они были невиновны… как же их осудили на казнь?
Сесил
— По слухам, по наговору, по злобе. — Он кашлянул. — По большинству обвинений в прелюбодеянии, поименованных в обвинительном заключении, создается впечатление, что ни королевы Анны, ни предполагаемых сообщников не было в указанное время и в указанном месте.
— И значит…
— Не были представлены свидетели. Не были предъявлены улики. Обвинения… необоснованы.
— Обвинения — подложны! — Кровь бросилась мне в лицо. — Но зачем?.. И кто?.. Сесил смотрел мне прямо в лицо.
— Миледи, мы, англичане, заботимся о королевском покое и служим королевскому правосудию. Все его слуги поступают соответственно его воле и желанию.
Значит, король соизволил пожелать, чтобы она умерла?..
Мой голос прозвучал как бы со стороны:
— Раз она умерла, сударь, зачем королю было еще и разводиться с ней?
— Король присмотрел себе новую жену — мадам Джейн Сеймур. Он хотел устранить все препятствия — для нее и для ее будущего сына. Этой цели он достиг, объявив вас незаконной и лишив права на престол. Тогда же по воле короля вашу сестру Марию лишили права наследовать трон…
По воле короля.
Значит, мы с Марией пострадали заодно — хотя наши матери по гроб жизни оставались соперницами.
Значит, моя мать умерла из-за невзрачной Джейн Сеймур — чтобы расчистить ей путь. Из-за лорда Гертфорда и его брата, гордого Тома… Но прежде всего — из-за Эдуарда… из-за мальчика, которого я так люблю…
Я подняла глаза. С начала нашей беседы солнечный луч далеко продвинулся по стене.
— Еще одно, мадам. — Сесил потянулся к своей сумке с книгами. — Роясь в бумагах капитула, я наткнулся на это…
Он вложил мне в руки ветхий пакет из промасленной материи, перевязанный побуревшей засаленной лентой. Его спокойные пальцы уже прежде развязали узлы, и от моего прикосновения пакет раскрылся. Из него выпал блестящий, несмотря на долгие годы, пергамент, на котором было ровным почерком выведено:
«Моей дочери, принцессе Елизавете, принцессе Уэльсской».
Я не шелохнулась.
— Это духовная вашей матушки, мадам, — мягко сказал Сесил. — Она завещала вам свое имущество. И титулы: в девичестве она была пожалована маркизой Пембрук.
Я взглянула на пергамент.
«Сия последняя воля и духовное завещание составлены мною, Анной Болейн…» Распоряжения были ясны, документ краток, внизу красовался витиеватый росчерк , »Anna Regina» — королева Анна, «Semper Eadem».
В горле у меня стоял ком.
— Semper Eadem, сударь?
— Девиз вашей матушки, мадам. «Всегда та же».
Постоянна
Да.
Мне следует быть такой же.
— А ее имущество? Мои титулы? Мое наследство? Что сталось с ними?
Сесил передернул плечами.
— Все имущество, титулы и привилегии осужденного изменника отходят короне. Таков закон.
— Закон? — Я начинала понимать правила игры. — Тогда еще немного поговорим о законе, сударь. Вы сказали, брак короля с моей матерью был признан недействительным. На каком основании?
Сесил снова осторожно вздохнул и поглядел в сторону.
— На основании кровного родства, миледи. Прежнего союза… ваш отец состоял в телесной близости с родственницей королевы.
— Кровного родства? Союза с кем? С кем еще путался мой отец? Кто та ближайшая родственница, из-за которой рухнул брак королевы?
Теперь он смотрел мне прямо в глаза.
— Ее сестра, мадам… ее сестра Мария Болейн.
Ее сестра, Мария.
У меня тоже есть сестра Мария.
И у короля Генриха была сестра Мария, она умерла молодой в год моего рождения.
А вам известно, что, сохрани он верность первому выбору, я бы тоже стала Марией? В самую последнюю минуту, когда будущие восприемники уже несли меня в церковь, отец распорядился наречь меня не в честь своей сестры, не в пику старшей дочери, но в честь своей матери, Елизаветы, принцессы Йоркской.
«Мария» означает «горечь» — для нее и для ее близких. Однако Господь не прочь подшутить.
И при всем своем всемогуществе, Он, подобно ярмарочному шуту, не считает зазорным повторить добрую шутку и дважды, и трижды. И вот, три Марии в жизни Генриха, как у подножия Креста. И каждой — своя доля горечи.
Сесил ушел, отказавшись от ужина, Парри, начавшая было квохтать о нарядах, получила нагоняй и приказ укладывать вещи, а я вышла из королевиных покоев только в сопровождении Эшли и двух пажей. Сказать по правде, я не знала, куда идти, но направила стопы на закат, словно застигнутая тьмою паломница, чтобы идти, пока не подогнутся колени.
Мой отец и Мария Болейн.
Она была красавица, сестра моей матери, — об этом как-то говорила Кэт, — пышная и белокурая. Они с темноволосой Анной составляли пикантный контраст — одна дебелая, словно молочный сыр, другая — огонь и воздух. Мария вышла за сельского помещика, доверенного слугу короля, Вильяма Кэри, он потом умер от чумы, а она, как все, замаранные родством с Анной, никогда не показывалась при дворе. От мужа у нее было двое детей. Генри и Кэт. Потом она умерла, Генри женился, Кэт вышла замуж, и пути наши никогда больше не пересекались.