Нездешние

Беннетт Роберт Джексон

Большей частью они охотно избавляют ее от необходимости поддерживать разговор, но в конце концов возникает прямой вопрос, которого Мона страшилась с самого начала.

– Так вы, Мона, у нас осядете? – спрашивает та, которую вроде бы зовут Барбарой. – Понимаю, что вы еще молоды, но слишком не затягивайте.

От этих слов во рту у Моны остается дурной привкус, но все же она пытается улыбнуться.

– Мне скоро сорок.

– Как? – восклицает Барбара. – Скоро сорок! Вам больше двадцати семи ни за что не

дашь! В чем ваш секрет? Непременно расскажите. Я буду вам руки выкручивать, пока не признаетесь.

Другие дамы кивают. Кое-кого известие о ее возрасте, кажется, даже оскорбило.

Для Моны это не новость, она видела, как у подруг появляется седина и морщины, пока сама она оставалась более или менее прежней. Она сознает, что ей повезло, хотя представления не имеет почему. Отец и мать ее выглядели сильно старше своих лет, но ведь один принимал алкоголь вместо снотворного, а другая была шизофреничкой, так что это ни о чем не говорит.

– Думаю, просто гены. Не могу сказать, чтобы я берегла себя.

– Ну, давно пора кому-нибудь вас подцепить, – заявляет платиновая блондинка, кажется, Элис. – Я вижу, на пальце нет кольца.

И опять Мона пытается улыбнуться, но выходит кислая гримаса.

– Ну, кольцо было – однажды.

Впервые за этот день по компании перепархивает неловкость.

– То есть вы были помолвлены и помолвка… распалась?

– Нет, – объясняет Мона. – Я была замужем. Но мы развелись, – добавляет она, не дав им времени спросить, не скончался ли ее муж – вероятно, этот вариант их бы больше устроил.

– Ах, – произносит Барбара. Женщины кто притихли, кто переглядывается между собой. После затянувшейся паузы тему решительно меняют, и разговор весело журчит дальше, но теперь к Моне куда реже обращаются с вопросами.

А вот миссис Бенджамин на новости вовсе не отозвалась. Строго говоря, она за все это время только и делала, что передавала соседкам угощение и наблюдала за Моной. Мону это понемногу выводит из себя: каждый раз, подняв глаза, она натыкается на пристальный взгляд улыбающейся миссис Бенджамин.

Та заговаривает с ней только после окончания обеда, когда все расходятся:

– Я была бы рада, если бы вы смогли задержаться, милая. Мне кажется, нам есть что обсудить.

Мона покорно ждет на крыльце, пока миссис Бенджамин провожает гостей. Возвращается хозяйка все с той же легкой понимающей улыбкой на губах.

– Вам понравилось?

– Несомненно, это было… – Мона сбивается, не зная, как закончить.

– Ужасно? – подсказывает миссис Бенджамин.

Мона колеблется, а миссис Бенджамин только смеется.

– Ох, не смущайтесь так, девочка моя. Для любого разумного человека это компания пустоголовых дурочек. Потому-то я и не предлагаю им хорошего чаю, – подмигнув, добавляет старуха.

– Зачем же вы

их тогда приглашаете? – раздраженно спрашивает Мона.

– А, просто чтобы их попрезирать, пожалуй, – не слишком вразумительно отвечает миссис Бенджамин. – Заварить свару. Они, видите ли, друг друга не выносят. Надо же мне как-то развлекаться.

– И меня вы позвали, чтобы заварить свару покруче?

– Нет. Я хотела посмотреть, как вы с ними справитесь.

Мона замирает. Переводит дыхание. И говорит:

– Мэм, признаться, я не разбираюсь в хитросплетениях здешних общественных отношений и, честно говоря, не слишком хочу вникать. Но об одном я вас очень, очень прошу – никоим образом не вмешивайте в эту фигню меня. Поверьте, так и для вас будет лучше.

– О, не спешите так, пожалуйста. Я не из жестокости. Просто хотела посмотреть, как вы впишетесь.

– Ну, я бы сказала, препаршиво вписываюсь, но это мое дело, а не ваше. А теперь… вы меня заманили, обещая ответить на несколько вопросов о городе и о моей матери, – напоминает Мона. – Можно мне задать эти вопросы?

– О, конечно, – обиженно отзывается миссис Бенджамин. – Вперед, милая.

Женщины усаживаются на крыльце, и Мона рассказывает, как унаследовала дом и как странно добиралась сюда. После окончания рассказа миссис Бенджамин долго-долго молчит.

– Хм-м, – тянет она под конец. – Ну, я и сейчас скажу, что не помню, чтобы в Винке жила или работала какая-нибудь Лаура Альварес.

– У меня есть фотографии ее жизни в том доме, – говорит Мона.

– Какого времени?

– Точно не скажу. Где-нибудь в семидесятых, пожалуй.

– Хм-м, – повторяет миссис Бенджамин. – Я помню давние времена… но не все. Так что могу и ошибаться. Возможно, она жила здесь еще до меня.

– И у меня остались документы Кобурнской, доказывающие, что она там работала, – продолжает Мона. – Они отсюда совсем ушли, вообще не к кому обратиться? К каким-нибудь представителям власти? Просто мне нужно хоть что-нибудь о ней узнать.

– Кобурнская, – пренебрежительно повторяет миссис Бенджамин. – Чертова лаборатория. Кто их знает, что там у них в бумагах. Я бы не поверила ни слову, исходящему оттуда, сверху. Все их постройки располагались на горе, после закрытия их выпотрошили и забросили.

Мона отмечает это в памяти. Потому что собирается на гору, и очень скоро.

– Чем они там занимались? – спрашивает она. – Я читала, что работали на государство, занимались вроде бы… квантовыми состояниями.

Миссис Бенджамин обращает взгляд в пространство.

– Ничего стоящего они не сделали, – сообщает она наконец. – Им следовало больше внимания обращать на коммерческие аспекты. На прикладные идеи. А не теоретизировать. Это до добра не доводит.

– В смысле – они ничего не добились? – спрашивает Мона.