Нездешний

Геммел Дэвид

Кеса-хан обошел их одного за другим, снимая с каждого волка намордник и поводок. Он прикасался костлявыми пальцами к волчьим глазам, и звери покорно шли туда, куда он вел их. Он рассадил всех шестерых перед увечными воинами, и служки удалились.

Кеса-хан закрыл глаза, и дух его вылетел из пещеры во тьму надирской ночи. Он нащупал пульс земли и заставил биться в лад со своим. Стихийная мощь гор вошла в него, стремясь разорвать хрупкую человеческую оболочку. Шаман открыл глаза и укротил поток, бурлящий в его крови.

— Убийца ночевал в этой пещере.

Его запах остался на камнях. Последнее, что вы запомните, будет этот человек, высокий круглоглазый дренай, дерзнувший стать на пути у нашего народа. Запечатлейте его образ в своей памяти, пока волки вбирают в себя его ненавистный запах — запах убийцы-Нездешнего. Похититель Душ силен, но его сила не сравнится с вашей. Он скор и опасен — но вы превзойдете его во всем, дети мои. Плоть его будет сладкой и кровь его — словно вино из горных виноградников. Никакая другая плоть не насытит вас. Всякая другая еда будет для вас отравой. Ваша жизнь только в нем одном.

Кеса-хан глубоко вздохнул и стал обходить волков, трогая каждого за загривок. Звери ощетинились и заворчали, пристально глядя на молчаливых людей.

Шаман издал вопль — и волки прыгнули, вонзив клыки людям в глотки. Ни один из шести надиров не шелохнулся.

По волчьим телам пробежала дрожь, и они стали расти...

Люди съеживались, кожа на них обвисала складками. Волки вытягивались — на лапах вырастали поросшие шерстью пальцы с длинными загнутыми когтями, грудные клетки расширились, плечи раздались. Чудовища встали на ноги, отбросив от себя сморщенные мешки с костями.

— Повернитесь ко мне, дети мои, — позвал Кеса-хан.

Они повиновались, и шаман ощутил на себе свирепую силу их кроваво-красных глаз.

— Идите и убейте, — прошептал он, и шестеро чудовищ вывалились в ночь.

Немного погодя вернулись служки.

— Уберите тела, — приказал шаман.

— Можно ли назвать это телами? — спросил один юноша. Лицо его было пепельно-серым.

— Называй их как хочешь, мальчик, но делай свое дело.

Кеса-хан проводил их взглядом, развел костер и завернулся в козью шкуру. Обряд высосал из него все силы, он чувствовал себя старым и очень усталым. В былые дни для таких превращений отбирали самых крепких воинов, но Кеса-хану это было не по душе. Так гораздо лучше — так люди, согнутые несчастьем, смогут напоследок приобщиться к жизни.

Они выследят Нездешнего и пожрут его. Потом они умрут. Вода не пойдет им в горло, и мясо будет для них ядом. Не пройдет и месяца, как они погибнут от голода и жажды.

Но перед этим они насладятся своей последней трапезой, вонзив зубы в плоть Нездешнего.

Каэм молча выслушал своих офицеров: шестьдесят восемь погибших, сорок семь раненых. Уничтожено четыреста палаток, два склада с мясом и зерном сгорели дотла. На корабле, стоявшем у причала, сгорели паруса, но все остальное уцелело. Крысы, однако, пробрались на оставшиеся склады с провизией и теперь хозяйничают там. Каэм отпустил всех, оставив при себе только человека в черном плаще.

— Верните мне доброе

расположение духа, Немодес. Расскажите еще раз, как Братство намерено разделаться со священниками.

Немодес пожал плечами, отводя от генерала глаза, прикрытые тяжелыми веками. Глава Братства был мал ростом и худ, и его мясистый нос казался неуместным на изнуренном лице. Зубы в безгубом рту торчали, словно могильные камни.

— Прошлой ночью у них погибло трое. Скоро им всем конец.

— Трое? Я потерял сорок восемь человек.

— Эти трое стоят больше, чем весь ваш сброд, — отрезал Немодес. — Скоро у них не останется сил сдерживать нас, и мы разделаемся с Карнаком так же, как с Дегасом.

— Ваши обещания — точно ветры, пущенные свиньей. Громко, а пользы никакой. Да знаете ли вы, как нужна мне эта крепость? Железный Засов разбил нашу армию на юге и идет на Дренан. И я не могу послать против него войска, пока Эгель гуляет на воле в Скултике, а Карнак удерживает эту последнюю крепость. Я между двух огней — ни поражения, ни победы.

— Мы убьем этих отщепенцев, — заверил Немодес.

— Я не хочу, чтобы они умерли от старости! Вы обещали мне, что крепость падет, — а она стоит. Вы обещали, что священники умрут, — а они живы. Вы обещали мне Нездешнего. Что плохого скажете о нем?

— Кадорас предал нас. Он похитил убийцу из надирского становища, где его ждала неминуемая смерть.

— Зачем? Зачем Кадорас это сделал?

— Это превышает мое понимание. Всю жизнь Кадорасом руководила одна лишь корысть. Возможно, они с Нездешним заключили какую-то сделку. Но теперь это уже не важно — Кадорас умер. Сейчас к Рабоасу приближаются девять моих собратьев — это лучшие воины в Ордене, а стало быть, и на всем континенте. Притом у нас остается Дурмаст.

— Я ему не доверяю.

— Именно поэтому на него можно положиться. Он так жаден, что всегда продается тому, кто больше предложит.

— Вы удручаете меня, Немодес.

— У меня есть и хорошая новость, генерал.

— Не могу в это поверить.

— Мы нашли вход в крепость со стороны гор — тот, через который пришел Карнак.

Каэм глубоко перевел дух и улыбнулся.

— Мне нужно, чтобы тысяча человек готова была выступить через два часа.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Немодес.

Глава 19

Лес был невелик, но в нем нашелся овражек, где Нездешний смог развести костер. Он продрог, и его ожоги, хотя и заживали быстро, все еще награждали его порой приступами лихорадки. Три дня он пролежал в пещере, а после двинулся на север. На пути он встретил горстку нотасов, которые продали ему некий зловонный бальзам — им Нездешний мазал спину и плечи. Молодая нотаска полечила рану у него на виске, а старый вождь дал ему новое имя: Бычий Череп. Нездешний посмотрел на себя в бронзовое зеркальце: на виске вздулась багровая шишка, кожа вокруг полопалась. Хорошо, что удар меча пришелся плашмя. Опухоль на глазу уменьшилась, но глаз все еще сильно слезился на ярком солнце.