Нездоровье

Кинг Стивен

– И как мне вас понимать?

– Куда, по-вашему, побежала моя сука, мистер Лестер?

– Вы говорите мне, что ваша жена?..

– Сбежала, мистер Лестер. Сделала ноги. Ушла по-английски. Смылась. Мне нравится сленг, и эти слова сразу приходят на ум. Ларс, однако, и остальные горожане просто скажут: «Она убежала и оставила его», – когда об этом станет известно. Или «его и мальчика», как в данном случае. Я, естественно, подумал, что она направилась к своим любящим свиней друзьям из «Фаррингтон компани» и следующей весточкой от нее будет уведомление о том, что она продает землю своего отца.

– И она собиралась

это сделать.

– Она уже что-то подписала? Если да, тогда мне, полагаю, придется обратиться в суд.

– Если на то пошло, не подписала. Но когда подпишет, я настоятельно рекомендую вам не тратить деньги на судебный процесс, который вы, несомненно, проиграете.

Я встал. Одна лямка комбинезона упала с плеча, и большим пальцем я вернул ее на место.

– Что ж, раз ее здесь нет, это, как говорят юристы, «вопрос спорный», не правда ли? Я бы на вашем месте поискал ее в Омахе. – Я улыбнулся. – Или в Сент-Луисе. Она постоянно говорила о переезде в Сент-Луис. И мне представляется, что она устала от вас точно так же, как от меня и сына, которого родила. Как говорится, счастливо избавилась от мусора. Чума на оба ваших дома. Это, между прочим, Шекспир. «Ромео и Джульетта». История любви.

– Вы уж извините, мистер Джеймс, но все это кажется очень странным. – Лестер достал носовой платок из внутреннего кармана пиджака – готов спорить, у таких, как он, странствующих адвокатов карманов очень много, – и принялся вытирать лицо. Щеки его не просто покраснели, а стали багрово-красными. – Действительно, очень странно, учитывая сумму, которую мой клиент соглашался заплатить за этот земельный участок, граничащий с Хемингфорд-Стрим и расположенный рядом с Большой западной железной дорогой.

– Мне тоже предстоит с этим свыкнуться, но в сравнении с вами у меня есть преимущество.

– Какое же?

– Я ее знаю. Уверен, вы и ваши клиенты думали, что уже заключили сделку, но Арлетт Джеймс… Скажем так: пригвоздить ее к чему-либо – все равно что пригвоздить желе к полу. Нам всегда следует помнить, что говорил Папаша Брэдли, мистер Лестер. Это был наш деревенский гений.

– Могу я заглянуть в дом?

Я снова рассмеялся, на этот раз очень даже естественно. Наглости у этого парня хватало, ничего не скажешь, и я прекрасно понимал его желание не возвращаться с пустыми руками. Он трясся двадцать миль в пыльном грузовике, и ему предстояло протрястись еще столько же до Хемингфорд-Сити (а потом, несомненно, ехать на поезде), он отбил зад, и людей, пославших его сюда, наверняка не порадует отчет, с которым он вернется. Бедолага!

– Я отвечу своим вопросом: сможете вы скинуть штаны, чтобы я взглянул на ваше интимное местечко?

– Ваши слова оскорбительны.

– Ну… Думайте об этом не как о сравнении, это неправильно, а как об аллегории.

– Я вас не понимаю.

– Что ж, у вас есть час, чтобы все обдумать по пути в город… или даже два, если у «Красной крошки» Ларса лопнет колесо. И могу заверить вас, мистер Лестер, если бы я позволил вам заглянуть в мой дом – принадлежащий только мне, мою крепость, мое интимное местечко, – вы бы не нашли мою жену в стенном шкафу или… – В этот ужасный момент я едва не сказал «или в колодце». Почувствовал, как на лбу выступил пот. – Или под кроватью.

– Я и не говорил…

– Генри! – позвал я. – Подойди на

минутку!

Генри подошел, опустив голову, волоча ноги по пыли. Выглядел он встревоженным, даже виноватым, но значения это не имело.

– Да, сэр?

– Скажи этому человеку, где твоя мама.

– Я не знаю. Когда ты позвал меня к завтраку в пятницу утром, она уже ушла. Взяла чемодан и ушла.

Лестер пристально посмотрел на него.

– Сынок, это правда?

– Папка, могу я вернуться в дом? Пока я болел, у меня накопились уроки.

– Конечно, иди, только не затягивай с уроками, – ответил я. – Помни, вечером твоя очередь доить коров.

– Да, сэр.

Он, все так же волоча ноги, поднялся по ступеням и скрылся в доме. Лестер проводил его взглядом, потом повернулся ко мне:

– Что-то здесь нечисто.

– Я вижу, у вас нет обручального кольца, мистер Лестер. К тому времени, когда вы будете носить его столько же лет, сколько и я, вы поймете, что в семьях иначе и не бывает. И вы поймете кое-что еще: никому не дано знать, куда побежит кобыла.

Он поднялся.

– Мы еще не закончили.

– По мне, так точка поставлена, – заявил я, зная, что это не так. Но если все пойдет хорошо, можно будет считать, что мы значительно приблизились к этой самой точке. Если…

Он зашагал через двор, потом вдруг повернулся ко мне. Вновь воспользовался шелковым носовым платком, чтобы вытереть пот с лица, потом заговорил:

– Если вы думаете, что эти сто акров ваши только потому, что вы запугали жену и заставили ее уехать к тетушке в Де-Мойн или к сестре в Миннесоту…

– Начните с Омахи. – Я улыбнулся. – Или с Сент-Луиса. С родственниками она отношений не поддерживала, но ей всегда хотелось жить в Сент-Луисе. Одному Богу известно почему.

– Если вам кажется, что вы сможете засеять эти акры, а потом собрать урожай, дважды подумайте, прежде чем начать работу. Эта земля не ваша. Если вы бросите в нее хотя бы семечко, мы встретимся с вами в суде.

– Я уверен, вы получите весточку, как только у нее возникнут проблемы с деньгами, – ответил я.

Сам же хотел сказать: Да, эта земля не моя… но и не ваша. Она просто будет ничейной. И это хорошо, поскольку она станет моей через семь лет, когда я пойду в суд и попрошу официально признать Арлетт мертвой. Я могу подождать. Зато семь лет мне не придется нюхать свиное дерьмо, когда ветер будет дуть с запада. Семь лет не придется слышать визга убиваемых свиней (очень похожий на крики женщины, которую убивают), не придется видеть их внутренности, плывущие по реке, и вода не покраснеет от крови. Мне представляется, что это будут семь прекрасных лет.

– Удачного вам дня, мистер Лестер. И берегитесь солнца на обратном пути. Под вечер оно сильно жжет и будет светить вам в лицо.

Он залез в кабину, не ответив. Ларс помахал мне рукой, и Лестер что-то резко ему сказал. Ларс бросил на него взгляд, который говорил: Гавкай сколько хочешь, но до Хемингфорд-Сити все равно те же двадцать миль!

Когда от них остался только беличий хвост пыли, Генри вышел на крыльцо.

– Я все сделал правильно, папка?

Я взял его за руку, сжал, притворился, что не почувствовал, как его рука на мгновение напряглась под моими пальцами, словно он подавлял желание вырваться.