Нежеланный брак
Шрифт:
ПАРА: Фэй и Дион
ТРОПЫ:
— Брак по договору
— Тайны прошлого
— Сварливый/солнышко
— Она влюбляется первой, но он сильнее
Глава 1
Дион
Когда бабушка позвала нас с братьями и сестрой в парадную гостиную, я все понял. Я не хотел признавать это, но знал — мой час настал.
Ее взгляд скользит по комнате, изучая моих четырех братьев и младшую сестру,
Я напрягаюсь, когда она прочищает горло, и сердце мгновенно проваливается в пустоту, как только ее ледяные зеленые глаза встречаются с моими. Я знаю, что она скажет, еще до того, как ее губы разомкнутся. Но осознание этого не делает ее слова легче.
— Дион, дата твоей свадьбы назначена, — объявляет она тоном, не допускающим возражений. — Она состоится через шесть месяцев.
Напряжение в комнате можно резать ножом. В воздухе висит ощущение обреченности.
— Понимаю, — выдыхаю я, не в силах полностью взять себя в руки. Мое привычное безразличие подводит меня, и я опускаю взгляд, не желая, чтобы мои братья и сестра видели, что творится у меня внутри.
Браки по расчету — традиция Виндзоров, и я знал, что этот день однажды наступит. Среди нас я — единственный, кто был помолвлен с детства, кто знал имя своей невесты уже больше десяти лет. Но это никогда не облегчало ситуацию. Нет. Это походило на медленную прогулку к эшафоту, и теперь, наконец, приговор приведен в исполнение.
Бабушка начинает говорить о свадьбе — обсуждает детали, сроки, но мне трудно сосредоточиться. Я могу думать только о Фэй, моей невесте.
Каждая мысль о ней неизменно окрашена чувством вины. Сегодня — не исключение. Вина за то, что я у нее забрал. И за то, что еще заберу. Ее жизнь должна была сложиться иначе. Но вместо этого я разрушу ее остатки.
— Дион? — голос бабушки разрывает тишину. Я вскидываю голову и осознаю, что в комнате повисло молчание. — Напомнить тебе о нашем соглашении? Хватит избегать Фэй.
Я сжимаю челюсть и коротко киваю. Мы с Фэй помолвлены с детства, но я узнал об этом только в шестнадцать. И как только смог, сбежал — сперва в школу-интернат, затем в университет за границей. Мысль о браке с девочкой, младше меня на десять лет, отталкивала меня. Но дело было не только в этом. Все дело было в том, что это — она.
Я бежал. Окунулся в международное расширение нашей корпорации после выпуска, лишь бы не видеть ее чаще нескольких раз в год. Работа за границей давала мне небольшую передышку. Но ее всегда было недостаточно.
Ее никогда не будет достаточно.
Бабушка продолжает говорить, но я больше не могу находиться здесь. Прежде чем осознаю, что делаю, я уже выхожу за дверь и пересекаю территорию поместья, мысли бурлят в голове. Мне нужен воздух. Мне нужен холодный ветер на коже — что угодно, лишь бы отвлечься от Фэй.
Я так погружен в себя, что не замечаю, куда ведут меня ноги. И когда замираю перед знакомым зданием, что-то внутри болезненно сжимается. Эта резкая боль — лучшее, что я чувствовал за весь вечер. Я не хотел приходить сюда. Но, очевидно, от вины мне не скрыться.
Я провожу пальцами по потайному отсеку в стене и нажимаю на кирпич, открывая спрятанный ключ. Наш родительский
В доме тихо, и хотя он выглядит точно так же, как я его помню, внутри все ощущается иначе. Когда-то наполненный теплом, он теперь кажется пустым. И это бьет так же сильно, как двадцать лет назад.
Часть меня все еще ждет, что мама спустится по лестнице с той нежной улыбкой, которой всегда встречала меня дома. Но этого не случится. И от осознания этого боль накрывает с новой силой.
Я судорожно вдыхаю, но легкие будто сжимаются, не пропуская воздух. Я бы отдал весь мир, лишь бы родители были рядом сегодня. Но знаю — что бы я ни сделал, их не вернуть. И эта мысль окончательно разрывает мою израненную душу.
Я замираю перед отцовским баром и позволяю себе задуматься, каково бы это было — разделить с ним бокал. Какой совет он дал бы мне сегодня? Он обожал Фэй, когда она была ребенком, и вряд ли бы что-то изменилось.
Рука дрожит, когда я беру его лучший виски и подношу бутылку к губам. Алкоголь обжигает горло, но я приветствую это чувство, продолжая бродить по дому, пока не останавливаюсь перед маминым роялем.
Я застываю. В груди — пустота.
Этот концертный рояль был сделан специально для нее — с гербом Виндзоров, выгравированным в золоте на крышке, и палисандровой отделкой, которую она позволила выбрать мне. Инструмент, достойный королевы, которой она была. И я бы отдал все, чтобы услышать, как она играет еще раз. Я бы отдал свою жизнь за ее улыбку.
Делаю еще несколько глубоких глотков виски. На миг мне приходит в голову мысль: что бы мама сказала, увидев меня сейчас? Разочаровалась бы она в том, что я больше не играю?
Мысли вновь возвращаются к Фэй, и я делаю шаг вперед.
Мама полюбила бы женщину, которой стала Фэй. Если не за что-то еще, то хотя бы потому, что она — концертная пианистка, как и наши матери. Она бы приглашала Фэй раз за разом, чтобы играть дуэты в этой комнате. Им бы всегда было о чем поговорить. Она рассказывала бы ей, как учила меня играть. Как мечтала, чтобы я пошел по ее стопам. Если бы я не потерял ее… пошел бы?
Я опускаюсь на скамью у рояля. Ноты нетронуты. La Campanella. Ее любимая. Она не смотрела в лист, когда играла. Ноты оставались здесь только для меня. Это было последнее произведение, которому она пыталась меня научить. Единственное, которое я так и не смог довести до совершенства. Или не захотел.
Я легко касаюсь клавиш. Сердце тяжелеет.
— Я скучаю, — шепчу, зная, что в ответ будет только тишина.
Опустошенный, я снова прикладываюсь к бутылке, жадно глотаю виски. А потом, движимый отчаянием, ставлю бутылку у ног и начинаю играть. Мелодия звучит медленно, неуверенно. Глаза скользят по нотам, и на мгновение я вспоминаю, почему когда-то любил это — еще до того, как звук рояля начал разрывать меня изнутри. Когда музыка была нашей — моей и маминой.