Нежить
Шрифт:
— А я и не думал сидеть здесь вечно. — Он пожал плечами, и мешки под его глазами затряслись. — Хотя это было бы неплохо. Но лучше умереть от голода, чем самому быть съеденным. Признаюсь, я рассчитывал на более просторный гроб. Но придется довольствоваться этим.
— Нет, — внезапно заявил я, удивляясь своему решительному тону. — Я не собираюсь смотреть на это. — И сам не поверил своим ушам, еще не успев закончить фразу. — Я не допущу этого. Мы обязательно доберемся до лестницы и входа в библиотеку, если будем действовать сообща. Я могу отвлечь их. Они двигаются не слишком быстро.
— Но быстрее меня, — устало произнес Барри.
Выражение лица его было отчаявшееся, но я не собирался сдаваться.
— Нужно попытаться, — настаивал я. — Я что, бежал в такую даль напрасно? Я обязан, по крайней мере, воспользоваться, этим шансом и спасти тебе жизнь.
Барри засмеялся, и я решил, что дело пошло на лад. Я выглянул неузкого окошка в задней двери, чтобы узнать, безопасен ли обратный путь в библиотеку. Казалось, до ворот бесконечно далеко. Я поразился — неужели я смог совершить такой забег? Но я знал, что, как бы страшно мне ни было, я вернусь обратно. Если мне суждено умереть, думал я, то пусть это случится в библиотеке или, по крайней мере, в попытке вернуться в библиотеку, а не в бронированном автомобиле. Барри, возможно, и согласен на такой гроб, но мне хотелось иметь более просторное последнее пристанище.
И чтобы рядом стояло полное собрание сочинений Шекспира.
Барри не ответил, но мне показалось, что мы приняли молчаливое решение. Мы смотрели в окно и ждали, слишком утомленные для пустых разговоров (мы оба надеялись, что для этого найдется время позднее), слишком уставшие для каких-либо действий, кроме наблюдения за улицей. Мы молились, чтобы настал момент, когда дорога полностью очистится и Барри сможет доковылять до безопасного места. Но на этот раз нам не везло. Всякий раз, как шатающиеся по улице мертвецы разбредались в разные стороны, один из них обязательно останавливался перед светофором, словно ожидая, когда загорится зеленый свет. Я не думал, что зомби действительно ждали зеленого сигнала, как прежде, при жизни, нет, на самом деле такого не бывает, разве что в книгах, и все же — так было. Светофоры не работали, но мертвецы стояли, уставившись на столбы.
Наконец я устал ждать.
— Я отвлеку его, — прошептал я.
Охранник приказал мне не делать этого таким голосом, каким обычно говорят охранники, и схватил меня за локоть. Но я все равно бросился к двери и, прежде чем Барри смог остановить меня, был уже на улице. Однако вместо того, чтобы сразу бежать к ступеням библиотеки и затем наверх, к воротам, как поступил бы любой нормальный человек, я направился к завороженному светофором зомби. Я надеялся, что он заметит меня раньше, чем я окажусь слишком близко, а затем, в последний момент, когда у меня еще останется шанс спастись, голод повлечет мертвеца вслед за мной.
— Давай! — крикнул я Барри, обернувшись через плечо. — Это твой шанс. Воспользуйся им!
Я смотрел, как охранник неуклюже вываливается из своего убежища и, подпрыгивая, ковыляет к библиотеке, а затем переключил все внимание на собственную безопасность. Еще один зомби каким-то присущим только им шестым чувством засек мое присутствие на улице — хотя, возможно, никакого чувства у них нет и это лишь мое воображение. Он показался из-за угла, и теперь мне пришлось отвлекать двух врагов. К счастью, несмотря на то что я в жизни не занимался никакими физическими упражнениями и уже начал задыхаться, смерть не давала зомби двигаться слишком быстро. На бегу я подумал, что они, наверное, застают свои жертвы исключительно врасплох, потому что скорости у них были неважные. Я заманивал их подальше от дороги, по которой должен был идти Барри, но, заметив приближение третьего зомби, понял, что больше искушать судьбу нельзя. Их стало слишком много, чтобы я мог перехитрить их и уйти живым. Я налетел на ковылявшего
Когда я кричал ему, чтобы он пошевеливался, думаю, я не пользовался словами.
Мы вместе совершили этот отчаянный забег на трех ногах, уворачиваясь от живых мертвецов, которые начали неуклюже преследовать нас, пока я перетаскивал Барри со ступеньки на ступеньку, сам двигаясь ужасно медленно. До цели оставалось несколько метров, я уже слышал за спиной щелканье зубов и понимал, что из-за Барри мы слишком отстали. Я нырнул в ворота, пихая его перед собой, и, не вставая на ноги, захлопнул за собой створки. Задыхаясь, я поднялся, в ужасе уставясь на мертвецов, заслонивших собой вид на улицу. Они яростно пожирали нас взглядами, но мы уже были спасены. Я знал — когда мы уйдем внутрь здания, мертвецы забудут о нас, как прежде забыли обо всем остальном, и побредут прочь.
Мы были спасены.
Мы смеялись, и в нашем смехе звучали истерические нотки — думаю, люди всегда так смеются, когда смерть только что была близка, и все же ее удалось избежать.
И вдруг какой-то зомби, который, должно быть, прокрался в библиотеку, пока я был снаружи, спасая Барри и отвлекая бродивших по улице мертвецов, высунулся из дверей и с кошмарным воем начисто откусил раненую ногу Барри.
Вот вам история, на мой взгляд, заслуживающая внимания. Не знаю, много ли еще существует историй, которые я имею право рассказать. Вообще-то я уже проделал большую работу, чтобы доказать, что гожусь только для сочинения рассказов.
Один писатель (и снова, пожалуйста, никаких имен), потеряв популярность среди людской аудитории, оказался не в силах прекратить писать, и вот он начинает кропать рассказы, интересные исключительно зомби. Он не может писать любовные истории, которые он привык сочинять, потому что зомби понятия не имеют о любви. Он больше не может писать истории, в которых герои руководствуются жадностью, потому что зомби понятия не имеют о деньгах. Все, что ему остается, — это создавать рассказы о борьбе и приключениях (пожалуй, о слишком скучных, однообразных борьбе и приключениях), потому что эти вещи знакомы зомби — на их особый, ограниченный лад. Поскольку у зомби на уме лишь одно, все рассказы получались одинаковыми, но этот писатель счел, что это не важно, — ведь если у зомби и есть какая-то отличительная черта, то это терпение.
С другой стороны, мой агент говорит мне, что у моих читателей кончилось терпение и, уж разумеется, отсутствует желание читать о писателях. Единственные люди, которые хотят читать о писателях, — это другие писатели, по крайней мере, так утверждает мой агент. Но откуда ему знать? В любом случае сейчас у меня, скорее всего, нет агента. И я говорю это не потому, что я начинающий писатель и ищу агента. Я говорю так потому, что его, скорее всего, уже съели.
Кое-кто, конечно, скажет, что туда ему и дорога.
Но поскольку он мертв, и читатели моего героя-писателя также мертвы, мы можем спокойно двигаться дальше.
Рассказы этого писателя имеют один и тот же сюжет — ведь зомби не привередливы. Они начинаются с ощущения, что поблизости ходит мясо. Затем мясо выслеживают. А затем — охотятся на него.
А затем ходячее мясо перестает ходить — живой человек оказывается внутри мертвого.
Писатель создает бесконечные вариации этого сюжета, потому что он больше ничего не умеет делать, а потом фантазия его иссякает, но он все равно вынужден заниматься сочинительством. Действие его рассказов происходит на улицах города, на сельских дорогах, в зоопарках, торговых центрах, школах, самолетах. Но каким бы ни был фон, по сути они все одинаковы.