Неживая вода
Шрифт:
"Да что со мной?" — сказал себе Игнат, но не успел удивиться.
— А я не с пустыми руками, — Прохор вытащил из-за пазухи прозрачную бутыль, водрузил на середину стола. — Скрасим вечерок?
— Да ты, я гляжу, наш человек! — крякнул от удовольствия Эрнест и хлопнул старичка по плечу, отчего тот сощурился, как напившийся молока кот. — Игнашка, доставай стаканы!
— Вот только этого еще не хватало! — нахмурился Игнат. — Утром уже прибудем!
— Так до утра сам бог велел! — возразил Эрнест. — Да ты, никак,
Он выставил на стол так и не наполненные чаем стаканы и начал аккуратно разворачивать нарезку.
— Не брезгуй, сынок, — заулыбался Прохор. — Водка хорошая, столичная. А ты уж за мое здоровье выпей, праздник у меня. Семьдесят лет стукнуло.
— Да как же за такое не выпить! — обрадовался Эрнест и мигом скрутил резную пробку. — Дай бог тебе еще здоровья, да и внучке твоей тоже!
В животе Игната поднялась щекочущая волна. Он облизал губы и сказал:
— С юбилеем. А что же вы в такую даль едете, а не дома с семьей отмечаете?
Старичок добродушно улыбнулся, показав белые, целые — без единой щербинки, — молодые зубы.
— Товарищи ждут, — с охотой пояснил он. — Однокашники. Фольклорный праздник в мою честь устроить хотят. Вот, Леле, внучке своей, науку передаю. Пусть посмотрит, как наши предки весеннее равноденствие встречали.
"Имя-то какое красивое, — подумал Игнат, — Леля…"
Сердце размякло, будто упало в пуховое облако.
— Так выпьем за здоровье наших учителей! — с воодушевлением произнес Эрнест и поднял наполненный стакан. — Долгая лета!
Он опрокинул содержимое стакана в глотку, привычно занюхал рукавом. Прохор последовал его примеру, поморщился, и Игнату показалось, что пить ему неприятно. Но тут же старичок улыбнулся с прежним добродушием и осведомился:
— А ты что же? Уважь старика.
— Давай-давай, парень! — подбодрил его и Эрнест и протянул кусок вареной колбасы. — На вот, закусишь сразу.
"Была не была", — решил Игнат и выплеснул водку в рот.
Горячая волна обожгла гортань. Игнат сделал судорожный вздох, закашлялся. Из глаз брызнули слезы, и он механически принял из рук Эрнеста кусок колбасы, быстро сунул в рот.
— Да что ты, в самом деле! В первый раз будто! — засмеялся Эрнест.
Игнат кивнул и, откашлявшись, глухо ответил:
— Да… в первый…
Поднял слезящиеся глаза: в пелене лицо Прохора показалось лоснящимся, сытым, округлым, а из-под пенсне недобро блеснули зеленые огоньки. Игнат утер лицо рукавом, и морок пропал. Дед как дед, разве что улыбался насмешливо.
— Ничего! — мягко произнес Прохор. — Спасибо, что уважил. А сами-то куда путь держите?
— В Заград путь держим, — в тон ему ответил Эрнест. — На этот… как его? Симпозиум.
Последнее слово он выговорил не сразу, словно достал из сундука памяти, куда не залезал уже давно. И горделиво обвел присутствующих взглядом, как бы говоря: "Видали? Есть еще порох в пороховницах!"
— Тогда
— За нее! — с готовностью подхватил Эрнест.
Игнат поднялся и удивился, почувствовав, как ослабли его колени. Но, тем не менее, сказал твердо:
— Нет. Что хотите делайте, а с меня хватит.
Мужики переглянулись.
— Твое право, — не стал спорить Прохор и поднял ладонь, жестом останавливая порывавшегося что-то сказать Эрнеста. — Все должно быть добровольно, верно? Раз не хочет, так пусть Лельке мой кисет отнесет. Отнесешь? — он снова повернул к Игнату добродушное лицо.
"Вот так удача!" — промелькнуло в мозгу. И даже руки задрожали, принимая кисет.
Прохор удовлетворенно улыбнулся и добавил:
— Да скажи, что дед ее в соседнем купе задержится. Посидим тут с коллегой, о жизни покалякаем. Так пусть не переживает.
Игнат согласно кивнул и вышел за дверь. Сердце билось взволнованно, сладко ныло в предчувствие встречи. Имя подтаявшим мармеладом перекатывалось на языке:
— Леля. Ле-ля…
Он коротко стукнул в двери и, помедлив для приличия, но так и не получив ответа, просунул голову в купе.
— Я это… от деда Прохора… вот…
Игнат осознал, что говорит совершеннейшую чушь и покраснел. Но слова по-прежнему не находились. Только и оставалось, что во все глаза пялиться на девушку, которая при появлении парня ойкнула и натянула покрывало до пояса. Но Игнат успел разглядеть алебастровые бедра, погруженные в кружево белья, будто в пену. И теплая волна снова окатила Игнатов живот.
— Прости… — только и смог вытолкнуть он из пересохшего рта.
Игнат был готов к чему угодно: к окрику, ругани, даже к призыву проводника на помощь. Но девушка подтянула колени к груди и улыбнулась лукаво:
— Входи уж, соседушка. Все ли увидел?
В ее голосе слышалась насмешка, но Игнат не обиделся и на вопрос не ответил, только вздохнул тяжко, положил на стол кисет.
— Дедушка твой передает. В нашем купе он сейчас.
— Никак, собутыльника нашел? — брови девушки сдвинулись, губки надулись и стали похожи на спелые ягоды. Игнат почувствовал, как на лбу выступила испарина.
"Сладкая булочка", — вспомнились чьи-то слова.
— А ты, значит, с ними не остался? — спросила девушка и подперла кулачком фарфоровую щеку.
Игнат мотнул головой.
— Не…
Она вздохнула, окатила запахом топленого молока.
— Может, тогда мне компанию составишь? Как зовут-то тебя?
— Игнат.
— Я Леля.
Она улыбнулась снова и похлопала ладонью рядом с собой.
— Садись уж, Игнат. В ногах правды нет.
Он плюхнулся, будто серпом колени подрубили. Голова плыла и казалась отяжелевшей, словно Игнат не стопку выпил, а бутылку водки разом осушил.