Неживой
Шрифт:
К концу третьего дня тропа стала шире и натоптанее, то там, то тут попадались вырубки и сторожки, и наконец, вдалеке показалась деревня. Десятка три небогатых домов из неотёсанных досок прямо посреди леса, едва вытоптанные тропинки между ними, еле как сложенный из камней колодец и кривые неаккуратные заборы, едва ли по пояс. Зигой почуял тину, недалеко была речушка и запах гари — несколько домов сгорели и оставили после себя ещё горячие угли и золу.
— Следов много. Селянцы всё затоптали, когда уходили. Как тропить будем? — спросил Хэргэк, остановил
— Всё не могли затоптать. Воздух влажный и земля должна хорошо следы держать. Чую был он тут и ни раз.
— Запах? — Хэргэк поднял голову, наскоро огляделся и попытался успокоить лошадь — она занервничала и описала несколько кругов вокруг своей оси.
— Нет. Просто чую. Так всегда, если у берлоги есть хозяин.
Зигой спрыгнул с коня и отдал вожжи подоспевшему соплеменнику, который привязал её вместе с остальными лошадьми к обозу, остановившемуся на окраине деревни. Им с Хэргэком надлежало осмотреться.
— Деревья дерёт? — хмуро спросил Хэргэк, остановившись у разломанной берёзы, толщиной в метр.
— Нет. Кто-то перед деревом стоял, — Зигой указал на черноватые спёкшиеся капли крови, которыми была усыпана трава и листва вокруг.
— Большие когти, — сказал Хэргэк, не в силах отвезти взгляд от мёртвого дерева.
— Да. Большие. Но рука маленькая. Смотри как от центра ветвятся.
— Сильный, — Хэргэк вздрогнул, сплюнул на землю и отошёл.
— Я сильней, — тихо ответил ему Зигой и до боли скрутил ус.
Зигой заглянул в первый из домов и поцокал языком. Хлипкая дырявая дверь покосилась, окон в избе не было, грубый очаг из глины, неотёсанный стол и разбитая посуда. Тут жили бедно и убого, даже без разрухи, что учинил Зверь.
— Кровь, — позвал Хэргэк.
У колодца ближе к центру было натоптано больше всего. Из леса и домов к колодцу тянулись четыре сплошных кровавых шлейфа.
— Воду испортил, — прокомментировал Хэргэк, заглянув в колодец. На дне были тела. — И какой ж это зверь, раз такое творит? Нехорошо.
— Зверь не зверь, а умираем мы все одинаково. Не страшись, сын снегов. Он, по крайней мере, невелик. Или разрушений было бы больше. Отцы наших отцов убивали могучих лифантов, шкуры которых хватило бы обтянуть все наши юрты. Бросали их в ямы с кольями, выгоняли на тонкий лёд в заводях, жгли маслом, секли копьями и ножами.
— Вижу след! Человек? — хмуро спросил Хэргэк, разглядывая почву у колодца. — На человека не буду.
— Нет, — Зигой в задумчивости закрутил усы до боли. — Не человек. Слишком тяжёлый. Да и нога у него… неправильная. Ходит плохо, в развалку, как биорн почти шатается. Зверь это. Пускай и злой.
— Тела!
Зигой вздохнул. Он почувствовал этот запах, который ни с чем не перепутаешь, ещё на подъезде. Борясь с собой, он дошёл до места, куда его позвал Хэргэк. В неглубокой яме за одним из домов были скиданы около дюжины тел. В основном мужские, это Зигой определил по одежде, и несколько детских. Все они были изрядно поедены.
— Жрёт здесь, — Хэргэс провёл рукой по груди, очертив круг, и прошептал несколько проклятий. — Мошкары совсем нет. Только мухи над телами, но им на всё плевать. Ветра нет. Уйдём
— Уходи, абай. Я без добычи не вернусь. Зверя убить надо, как он кровь почувствовал в пасти, уже не остановится. Сам знаешь. Вояки напугают его, следы затопчут, он уйдёт. И где-то в другом месте убивать будет. Нельзя нам уходить. Забыл кто я?
Хэргэк вдруг прислушался, весь напрягся, сорвался с места и ринулся за дом. Зигой удивился, что не расслышал шороха и бросился за ним. Хэргэк ворвался внутрь, опрокинул стол и спустя мгновения вытащил из темноты… ребёнка.
Чумазый и худой мальчик зим восьми заморгал от яркого света и начал тереть глаза. Хэргэк спрятал кинжал в ножны, склонился перед ним на колени, дрожавшей рукой достал с пояса флягу и влил ему в рот. Мальчик пил жадно, пока содержимое фляги не кончилось. Глаза его привыкли к свету, и он, почти не моргая, оглядел пришельцев. Страха перед чудищем, которое бродило по окрестностям и перед странно-одетыми иноземцами он не испытывал, слишком уж устал за эти дни.
— Видел его? — спросил Зигой мальчика и заметил у того седую прядь на виске.
Мальчик отрицательно покачал головой, снова оглядел их, потом пустующую деревню за их спинами, пожарище и следы вдалеке у колодца, и вжал голову в плечи.
— Ночью приходит?
Мальчик закивал, вздрогнул и часто заморгал, словно захотел спать.
— Понятно, — Зигой вздохнул и посмотрел на Хэргэса. — Часа четыре ещё и стемнеет. По следам не пойдём. Времени мало. Сам придёт. Ночью.
— Силки поставим?
— Нет. Но верёвки натянем, вдруг зацепит. Капканы выставим. Шкуры тут не будет никакой. Убить надо. Как на биорна-людоеда ставим. И ямы с кольями вскопаем, только неглубокие, времени не хватит.
Хэргэк кивнул. Они отвели мальчика к обозу, усадили на самый верх и дали ему лепёшку. Мальчик недоверчиво оглядел её, пожал плечами и начал есть медленно, тщательно жуя и запивая водой из кувшина. Откусив раза три, он отложил лепёшку в сторону. Видимо голодал не в первый раз и знал о завороте кишок.
— Чачак, бери лук и беги отсюда подальше. Час беги. Отсюда все звери ушли, чую. Им такой сосед не по нраву. Там лань подстрели или кого поменьше, но не добивай, в живых оставь, на спину взвали и несись назад. Крови надо свежей. Приманим. И запах свой перебьём. Жаль собак не взяли… Зато лаем не выдадут. Кайдак, луки достань и рогатины. Наточи. Шкура чую крепкая. А мне лопату давай, копну тут немного ямок, где тварь эта пойдёт, угадаю.
Зигой наклонился к обозу и достал из чехла короткое и толстое копьё-нож с массивным наконечником, его излюбленную, только наточенную пальму, с которой хоть на зверя, хоть на человека — всё одинаково. На всякий случай натянул и кольчугу, шума от неё много и двигаться в ней неловко, да только зверь всё равно быстрее да ловчее. А кольчуга мало какому зверю по зубам будет. Сверху он натянул мешковатый плащ, цвета грязи и мха. Он зароется в землю с головой, укроется плащом, и его присыплют сверху ветками и травой. Если повезёт, зверь пройдёт рядом, и Зигой ткнёт его из укрытия прямо в сердце.