Нежная война
Шрифт:
От мыслей об этой ужасной цене, чья метка уже стояла на лице юноши с темно-карими глазами, ее глаза наполнились слезами. Из-за этого Хейзел не увидела на углу улицы одинокую фигуру, чей взгляд был устремлен вверх, к ее окнам.
Афродита
Королевская борода – 23 ноября, 1917
Вот и она. парикмахерская. «Королевская борода». Джеймс улыбнулся. Если первый этаж был бородой, то второй – носом? Шутка была настолько плоха, что юноша тихо прыснул.
Темные окна второго этажа отражали тусклый, круглый фонарь, стоявший на углу улицы. В свете
Но нигде не было и намека на Хейзел Виндикотт. Неужели она назвала неправильный адрес?
Он зашел за угол и остановился. Юная пианистка прислонилась к окну, совершенно потерянная в своих мыслях. Джеймс видел длинные волосы, упавшие ей на спину, и воротник белой сорочки.
От ее мечтательного вида ноги Джеймса как будто приросли к тротуару.
Днем вся улочка наполнялась звуками игры на пианино. Парикмахеру «Королевской бороды» очень повезло, ведь он мог слушать ее музыку целый день, щелкая своими ножницами.
«Джеймс Олдридж, – сказал он себе. – Ты только что с ней познакомился. Ты совсем ее не знаешь. И ты дурак».
Декабрь 1942
Вмешательство
– А он прав, – говорит Арес. – Эта история – скука смертная. Парень встречает девчонку, они немного танцуют и без памяти влюбляются. И что с того? Ничего не случилось.
Афродита прищуривается.
– Все случилось.
Арес закатывает глаза.
– Переходи к интересной части, – говорит он. – Расскажи про фронт. Про поле брани. Вот где случаются военные истории.
– Тебя кто-то спрашивал? – дипломатично вмешивается Гефест.
– Это не военная история, – говорит Афродита. – Это моя история, и я буду рассказывать ее так, как пожелаю.
– Продолжай – поддерживает Гефест. – Мне интересно.
– Какой ты зануда, – ворчит бог войны. – Слушай. Я знаю эту историю. – Два тепличных цветка пересеклись взглядами и бум – уже без ума друг от друга. Им кажется, что они изобрели романтические чувства, и никто до них такого не испытывал. Они молча страдают пару дней, а потом он отправляется на войну. Это ужасно: он скучает по девчонке, она скучает по нему, и я сейчас просто расплачусь – так это трогательно. Сначала они обмениваются письмами, но очень скоро траншеи превращают его из любовничка в обыкновенного мальца, который пытается сделать все, чтобы его лицо не сожрали крысы. Она занимается волонтерством, – Арес презрительно фыркает. – В самоотверженной попытке стать полезной своей стране и тем мальчишкам, которых отправляют на войну. Пытается внести свой жалкий вклад. Она рыдает в подушку и не понимает, почему от него больше не приходит писем. Проходит время. Они оба становятся другими людьми. Вокруг разворачивается трагедия. Они винят меня во всех своих бедах. И так далее.
Если бы Арес был смертным, взгляд Афродиты уже оставил от него лишь обугленные кости.
– Ты закончил? – спрашивает богиня любви. Арес даже не собирается ей отвечать.
– Хочешь пить, дорогая? – Гефест призывает из воздуха бокал, наполненный амброзией, который появляется прямо в руке у Афродиты. Она кажется удивленной, но все равно делает глоток.
Гефест
– Я здесь не потому, что мне хочется послушать тебя, разжигатель войн, – говорит он. – Я хочу послушать свою жену.
Арес смеется.
– Теперь ты учишься любви у смертных, кузнец?
– Тебе бы тоже не помешало у них поучиться, – говорит Афродита.
Афродита
Пойман с поличным – 23 ноября, 1917
Джеймсу казалось, что Хейзел его не заметила.
Но она все видела.
Не хочу хвастаться, но, возможно, я приложила к этому руку.
Вообще, я не собиралась вмешиваться, но только представьте эту сцену: пустынная улица, тусклая лампа, тени, печальная оперная ария, измятая ночная сорочка – что мне оставалось делать? Я же художница. Поэтому я направила ее взгляд вниз, на дорогу. Хейзел увидела на углу человека и отпрянула от окна. Когда он отвернулся, она присмотрелась повнимательней.
Это был Джеймс Олдридж.
Может, ей стоило возмутиться таким поведением? Но как ей могло не понравиться что-то настолько захватывающее?
Джеймс понял, что она смотрит на него, и лицо юноши словно озарилось. Он поднял руку в полуприветствии, а затем смущенно спрятал ее в кармане пальто и поспешил удалиться.
Афродита
Записка – 23 ноября, 1917
«Ты идиот, какой же ты идиот, – ругал себя Джеймс. – Подглядываешь в окна? Она должна была вызвать полицейских».
Позади него что-то скрипнуло, и он остановился.
Джеймс повернулся и увидел, как Хейзел перегнулась через подоконник, и ее длинные волосы рассыпались по плечам.
– Пссст, – позвала она и уронила что-то на дорогу. Затем она исчезла из виду, плотно закрыв окно.
Посреди уличного мусора Джеймс отыскал белый листок бумаги, хотя отчасти надеялся на кружевной платок. Но они находились не в Камелоте, а он не был рыцарем.
Юноша подошел к одинокому фонарю и развернул листок.
Завтра, в восемь часов.
Ее почерк был прямым и уверенным, а буквы напоминали нотные линии.
В кафе Дж. Лайонза, на Крисп-стрит в Гилфорде.
Джеймс Олдридж посмотрел на темные окна и улыбнулся. Мисс Хейзел Виндикотт пропала из виду. Может, она все еще наблюдала за ним сверху? Этого он не знал.
Но я знала. И, можете быть уверены, она смотрела на него.
Афродита
Кофейня – 24 ноября, 1917
Так как кое-кому, не буду показывать пальцем, очень уж хочется узнать все в мельчайших деталях, я опишу первые волнительные часы их встречи. Опустим ту часть повествования, в которой Джеймс и Хейзел проводят бессонную ночь, поднимаются ни свет ни заря, долго готовятся к выходу, наводя марафет, и тихо крадутся к выходу из дома, чтобы не потревожить спящих родителей или дядю. Не буду заставлять моих критиков выслушивать подробности о том, как по дороге к кафе Дж. Лайонза у юных влюбленных от волнения свело животы. Также я не буду упоминать их навязчивые сомнения и страхи, и как молодые люди упрямо отгоняли дурные мысли, убеждая себя в том, что им не о чем переживать.