Нежная
Шрифт:
– Расскажи, как прошло собеседование.
Я вздохнула и перестала улыбаться, махнула рукой:
– Я не хочу о нём рассказывать, я хочу о нём забыть.
Он нахмурился:
– Там что-то случилось?
– Ничего, просто... ну его. Я всё равно не буду там работать, и говорить мне лень. Расскажи лучше ты что-нибудь хорошее.
– Ты засыпаешь? – сочувственно спросил он, я качнула головой и смущённо улыбнулась:
– Просто состояние такое, как у желейки.
– Ты устала просто. И перенервничала, – он посмотрел на часы на стене, потом на меня, предложил:
– Пойдём в кабинет, там есть диван. Я буду сидеть, а ты будешь на мне лежать, будет удобно.
"На матрасе было бы удобнее, но так тоже сойдёт."
Я кивнула и встала, он меня обнял так, как будто я была хромой и могла
Но сейчас он меня сюда почти занёс, уложил на диван, головой к себе на колени, стал перебирать мои волосы и смотреть на моё лицо с каким-то странным выражением, как будто был приятно удивлён, настолько приятно, что в это было сложно поверить. Мне хотелось в это чувство нырнуть с головой, без оглядки на здравый смысл, но я помнила, как он смотрел на меня точно так же, у меня за столом, и говорил совершенно серьёзно, а потом оказалось, что шутил, поэтому теперь я себе не верила и во всём сомневалась.
Я закрыла глаза, он тут же легонько потряс меня за плечо и сказал шёпотом:
– Аня, не спать! Завтра отоспишься, а сегодня надо дождаться еды и поесть нормально хоть раз за день. Давай, взбодрись, расскажи что-нибудь. Расскажи, как твоя жизнь в целом.
Я вздохнула и стала перечислять, загибая пальцы:
– Вчера меня выгнали из дома; сегодня меня пригнали на собеседование, на которое я не хотела; завтра я собираюсь снять квартиру, которую не могу себе позволить, напополам со своим директором, с которым неделю назад не была знакома. Я нормальная?
– Ты в порядке, – совершенно серьёзно сказал ВэВэ. – Ты немножко в стрессе и в тихой истерике, но это пройдёт, когда ты решишь проблемы и отдохнёшь, ты хорошо держишься, так что я уверен, что это будет скоро.
– Поверю на слово, – с суровым видом кивнула я, он усмехнулся и изобразил польщённый вид:
– Спасибо за доверие, я это очень ценю.
Я улыбнулась и спросила:
– А у тебя как дела?
– У меня отлично, – сделал ненатурально счастливое лицо ВэВэ, – правда, третьи сутки практически не сплю, из-за кое-кого, кто любит пить кофе по ночам. Ездил сегодня раздавать лещей "Вирусу". Кстати, хочешь прикол? Я узнал, кто такая Настя программистка, с которой ты дипломатию разруливаешь. Она действительно программист, но она не работает в "Вирусе", она жена ведущего программиста "Вируса". Он работает удалённо, из дома, я сделал для него исключение, потому что он прекрасный специалист, но у него отвратительный характер, его никакая команда не выдерживает, и он сам об этом знает, поэтому на его звонки часто отвечает жена. Жена сейчас не работает, она в декрете. Ну, как бы, на самом деле она одной рукой ребёнка держит, другой мужу подзатыльники раздаёт, третьей его звонки принимает. Когда общение с ним идёт через неё, получается лучше для всех. Я с ней пообщался, предложил взять в штат, она отказалась – ей не выгодно, у неё есть работа, которая её ждёт. Сошлись на том, что я буду за её усердие платить премии её мужу. Но я ему их и так плачу, а она их и так забирает, она всю его зарплату забирает, так что ничего не изменилось, мы просто познакомились. Хотел её после декрета сманить к себе, но она очень дорогая оказалась, я такого кадра не потяну. Надо искать кого-то другого, в качестве коммутатора между мужем Насти и всем остальным миром. Не интересует?
Он шутливо тронул мой нос, я захихикала и замотала головой:
– Если это тот мужчина, который берёт иногда трубку вместо Насти, то я не хочу с ним работать, он страшный.
ВэВэ рассмеялся, спросил:
– А с кем хочешь работать?
– Меня наши все устраивают.
– Серьёзно?
– Да. Здесь очень хорошие люди, все. Я со всеми дружу, у нас каких-то неадекватов или психов нет. Конечно, у каждого бывают свои заскоки, но они все мирные, с ними всеми можно договориться.
– И с Валерой? – поднял бровь ВэВэ, я улыбнулась – Валера был огромным нелюдимым компьютерщиком, вечно сидящим в своей конуре, где было холодно, поэтому он всегда ходил в свитере, в одном и том же круглый год, я чуяла в нём родственную душу из-за этого.
– Валера хороший, просто он не любит, когда ему мешают кушать, а кушает он всё время. Но он очень чистоплотный, и каждый раз ходит мыть посуду и руки, и если его поймать возле туалета с чистыми тарелками, то можно задавать любые вопросы
– Как хитро, – с уважением кивнул ВэВэ, я просияла:
– Да, я могу.
– Что ты ещё можешь?
– Всё могу. С любым человеком в "Три-Ви" могу договориться, по любому поводу. Могу даже попросить, чтобы мою работу сделали за меня другие дизайнеры, они сделают.
– Круто. И почему ты постоянно так не делаешь?
– Потому что это моя работа, они не обязаны.
– А ты чужую за них делаешь? – с лёгким неодобрением вздохнул ВэВэ, – стажёров учишь, к Валере с просьбами ходишь, "Вирусу" звонишь, с типографиями договариваешься. Да, мне уже всё доложили, в "Вирусе" вообще все уверены, что ты менеджер. Это не твоя работа.
– А чья она? Вот ты директор, ты всё знаешь – кто должен это делать?
Он тихо рассмеялся, потрепал меня по волосам и изобразил пафосный кивок:
– Я директор, да, я такой. Я всё знаю, и я точно знаю, что Анечка не обязана из-за чужой лени тут сидеть до ночи, это гарантированно.
Мне стало жутко от мысли о том, что он мне запретит тут засиживаться, я осторожно сказала:
– Я здесь сижу не потому, что не успеваю, а потому, что домой идти не хочу, мне здесь нравится.
– Тебя обижают дома?
Я отвела глаза, чувствуя, что сейчас опять разревусь – его участливый голос, в котором было больше внимания к моим чувствам, чем во всём остальном мире вместе взятом, приводил в какое-то дурацкое сопливое состояние, в котором я говорила и делала такие вещи, которые не надо было.
"Но он говорил всегда говорить правду. Если бы он не хотел это знать – он бы не спрашивал. И он увозил меня из дома посреди ночи с двумя коробками хлама, вряд ли он не догадывается, что дома меня не особенно любят."
Я собралась с силами, пытаясь как-то поосторожнее сформулировать ответ, и призналась:
– Мне там просто нет места. У меня нет комнаты, где я могу закрыться, я пыталась поставить крючок на свою дверь, как только сестра съехала и комната стала полностью моей, но мама этот крючок выбила и пообещала мне большие проблемы, если я ещё раз так сделаю. Она туда дверь открывает ногой, в любой момент дня и ночи, я никогда не могу быть уверена, что меня никто не отвлечёт и мои вещи никто не тронет. В этом доме нет ничего моего – нет моей еды, которую не съест никто, кроме меня; нет моей посуды, которую не разобьют, когда меня не будет; нет моей одежды, которую ношу только я, нет никаких моих вещей, даже очень личных. Я иногда прихожу – в комнате мебель переставлена. Или мама собирается в ресторан с подругой, я смотрю – на ней мои серьги. Ни спросить, ни попросить, ни в известность поставить хотя бы – просто взяла и надела. Пошла в мою комнату, порылась в моём шкафу, взяла что ей захотелось, надела и пошла, я даже не знаю, она продезинфицировала хотя бы или нет. Если я так сделаю, мне конец. А ей можно. Взяла дала брату поиграться коллекционную фигурку, которую мне дарила подружка на день рождения, она пипец какая дорогая, это ручная работа, эксклюзивная, второй такой нет. Естественно, он её расколотил об пол – он ребёнок, он всё швыряет. Но она-то взрослая, зачем она ему дала её? Она говорит: "Ой, дурацкая кукла какая-то, если разбилась, значит была не качественная, туда ей и дорога. Ребёнок сказал «дай» – я дала, а ты жадина, братику игрушку жалко". А это нифига не игрушка, там пластиковая девушка с мечом, с торчащими во все стороны руками, ногами, волосами и частями костюма, это тонкий пластик на металлическом каркасе, это опасно, он мог откусить деталь какую-то или порезаться. У детей есть свои игрушки, детские, им нельзя давать другие. Или прихожу – вся квартира пахнет моими духами. Маме говорю: "Ты брала?" Она говорит: "Ну взяла, что, жалко? Я брызнулась три раза, ну пять, от тебя не убудет". Я говорю: "Это не дезодорант, это духи, мне подружка присылала из-за границы, они концентрированные, ими не брызгаются три раза, их надо капельку на запястье, и будешь пахнуть три дня, а теперь пахнуть будет вся квартира, неделю". Она устроила скандал, потому что я жадина. И я теперь не могу пользоваться этими духами – мне их запах тот скандал напоминает. А она ещё ругается, что я жадина – типа, у меня стоят полные банки, я ими не пользуюсь, а дать жмочусь. Но духи – это не конфеты, их нельзя сесть и съесть всей семьёй, это личная вещь... А у меня нет ничего личного, что в сумке – то и моё, и то она из рук вырвет и залезет, если захочет.