Нежность августовской ночи
Шрифт:
Евгения любила свой дом (несмотря на трассу под окнами), свой район, но в ней постоянно присутствовала эта тоска по чужим закоулкам. Может, поэтому она и избрала профессию фотографа – чтобы запечатлеть все и всех, чтобы любой уголок становился родным, принадлежал только ей.
«Мое. Все мое. Весь мир – мой. Потому что лишь я владею этим даром – ловить время и превращать мгновение – в вечность!»
Она считала себя самым лучшим фотохудожником Москвы. Уж чего-чего, а честолюбия в Евгении было – хоть отбавляй… Или это называется по-другому – тщеславие?
Евгения предпочитала
Что такое сепия? Изначально так называли коричневое красящее вещество, вырабатываемое каракатицей. Но для фотографов сепия – это мягкий тонирующий коричневатый эффект. Нечто среднее между черно-белым и цветным фото.
Сепия – это декаданс. Романтическая грусть. Дух истории…
Поэтому большинство фотографий Евгении были сделаны именно так.
…Она щелкнула «мышкой», и на экране появился портрет мужчины. Евгения вздрогнула. «Я его сняла? Да, выходит, что сняла… Как его зовут? А, Глеб. Глеб…»
Глеб сидел на боковой скамейке катера, за его спиной – гранитная набережная и какой-то шикарный особняк, наверное, чье-то посольство. (И почему все посольства в Москве размещаются в таких старинных, уютных домиках? Законы гостеприимства? А наши послы за рубежом тоже антикварной красотой наслаждаются или как?..) Одна рука у него лежит на коленях, другая – на бортике. Глеб смотрит в сторону, его лицо – в три четверти.
Евгения щелкнула несколько раз «мышкой», увеличив изображение.
Черты лица Глеба – правильные, классические, что называется. Чуть впалые щеки, под глазами уже явно наметились небольшие мешки. Ему около сорока, но правильность черт всегда молодит… Сорокалетний юноша.
Странные у него глаза – печальные и одновременно спокойные. Он смотрит не на мир, он смотрит внутрь себя и видит только те картины, что проплывают перед его внутренним взором.
Евгения вчера, фотографируя все подряд, случайно сфотографировала и Глеба, в тот момент, когда он отвернулся. Поскольку все остальное время он смотрел только на нее, на Евгению. Смотрел не отрываясь. Но ее ли он видел? Кого он в ней узнал? Кого вообразил?
Бывают мужчины, активно погруженные в жизнь, в реальность. Они всегда здесь и сейчас. Много болтают и находятся в вечном движении. Стараются взять от жизни все. Много обещают, но, как правило, обещаний своих не сдерживают – не потому, что обманщики, а потому, что уже увлеклись какой-то новой целью, новым проектом, более важными и интересными. Они влюбляются до безумия. Лазят в окна к любимым женщинам, дарят цветы охапками, устраивают сцены и в припадке чувств (но это уже крайний случай) могут даже убить.
Но едва страсть утихнет, они – равнодушны и даже циничны. Начинают откровенно скучать.
Вот именно такой – Толик, бывший муж. Сначала сходил с ума от любви – безумствовал, падал на колени, а теперь вот корчится от злости и отвращения. И ладно бы она, Евгения, ему рога наставила или придумала какую-то невероятную подлость… Нет! Толик просто – разлюбил. Устал. Заскучал. Ведь такие, как Толик, не способны на вечную любовь.
Сейчас у Толика какая-то Ася, судя по всему, клиническая идиотка. Дитя природы, наивное и романтичное. Толик считает ее неординарной
А еще Ася – вегетарианка, мяса не ест, одни орехи щелкает, точно белка, и одевается в этническом стиле: юбки до полу, деревянные бусы, серьги из павлиньих перьев. Самовыражается. Сколько стоит пакет молока – не знает, не умеет заполнять квитанции на оплату электричества, исполняет на гитаре бардовские песни (как затянет «есть город золотой» – хоть вешайся), обожает валяться на газонах в парках. А самой – тридцать четыре года уже, не девочка!
Толик с Асей уже год вместе. Начался их роман, когда между Толиком и Евгенией шел самый жестокий этап войны, они собирались разводиться… Разлучницей Ася не являлась, но все равно… неприятно. Ничего-ничего, скоро он от этой Аси плеваться начнет, Евгении ли не знать бывшего мужа!
Вот этот, что на фотографии, Глеб, другой. Он, кажется, из тех, кто способен любить долго и преданно. Он не говорит трескучих, напыщенных фраз, он не бьется в истерике (фу, какими истеричными стали московские мужчины!). Он сдержан. Цветы дарить – обязательно будет, но миллион алых роз на площади перед окном любимой женщины никогда не выложит, потому что пафос и публичность ему чужды. Зато он будет с женщиной до конца жизни и, что самое главное, будет любить ее, свою избранницу!
Но бабы – дуры, им подавай миллион алых роз… На что, собственно, и купилась Евгения – тогда, десять лет назад, когда впервые встретила Толика.
Евгения еще приблизила изображение. Лицо Глеба теперь было во весь экран монитора. Евгения больше доверяла своим фото, чем себе. Потому что в жизни она ошибалась нередко, ее могли обмануть, а вот на фотографиях всегда проявлялась истинная сущность людей, с которыми ей приходилось общаться.
Для того чтобы понять человека, она снимала его на фотоаппарат. И только тогда делала вывод, стоит ли этому человеку доверять, любить его, дружить с ним.
Глебу – можно было доверить душу.
Евгения завороженно смотрела на экран. Фотография Глеба рассказала ей о нем все. Он – добрый. Верный. Внешне спокойный, но вовсе не равнодушный. Он нежный и благородный. Он защитит, и он пожалеет. Он чувствительный, хотя чувствительность считается не вполне мужским качеством. Но Евгения ненавидела так называемых «настоящих мужиков». Вот уж от кого ни верности, ни преданности не дождешься! Они не способны выслушать и понять женщину, они дико закомплексованы: а ну, не дай бог, кто засомневается в их мужественности!
– Надо тебя найти, – прошептала Евгения в экран.
Отодвинула изображение, чтобы взглянуть на всю картинку целиком.
Евгения была уверена, что Глеб поймет ее. Вчера она находилась в тяжелом положении. Она не собиралась красть чужой телефон, выманивать деньги… Так получилось. Тем более что телефон она вернула.
Когда она вернулась в кафе, Глеба уже не было, правда, официант сказал, что Глеб еще придет сюда завтра… Евгения отдала телефон официанту, предварительно переписав на листок бумаги номер абонента.