Нежные листья, ядовитые корни
Шрифт:
– Макар, кого ты ищешь?
– Тигр, тетка, бабы мертвые… Камыши! Были еще камыши!
– Какие камыши?! О чем ты?
Он обернулся:
– Иди сюда. Ну, скорее же!
Поражаясь самой себе, Саша подчинилась.
– Эта картина? – он ткнул пальцем в экран.
Она наклонилась. Ломаные линии, избыток черного и красного, много экспрессии и нарочитого примитивизма, за которым, без сомнения, скрывалось большое мастерство.
– Да! Именно она!
Макар развернул во весь экран другое
– А эта? Тоже рогозинская?
Тигр на ветке, хвост как змея, глаза как арбузные семечки.
– Ее, – уверенно подтвердила Саша.
И вдруг заметила подпись.
– Подожди-ка, Макар…
– И эта тоже, верно? – с нехорошей интонацией осведомился Илюшин, открыв третью картину.
Саша озадаченно молчала. Да, перед ней был именно тот сюжет, который вызвал столько споров в блоге Светки: мертвая женщина в листьях на берегу озера.
Вот только почему все картины подписаны другим именем? Почему целая галерея открывается в верхней части экрана?
– Макар, я не понимаю!
Он с силой захлопнул крышку ноутбука.
– Это известный художник из Камбоджи, Викрам Бадеш! У него индийские корни, он очень популярен в Европе и Америке, но у нас его почти никто не знает.
– Хочешь сказать, Рогозина присвоила себе авторство? – сообразила Саша.
– Да! А я идиот, потому что не догадался сразу по описанию! Я же видел картины Бадеша. У одного из моих клиентов висит копия с «Распутной», это самое известное его полотно. Продано на аукционе за бешеные деньги.
Саша села на кровать.
– То есть нас, невежд, обманули с картинами, – резюмировала она.
– С картинами? Если бы только с картинами!
Он рванул на себя ящик стола, вытащил его целиком и вывалил содержимое на кровать. Саша, оторопев, смотрела, как разлетаются листы бумаги, изрисованные мультяшными человечками. Какие-то стрелки, записи… И вдруг она поняла.
– Это что – схемы?
Макар зарылся в записи, отбрасывая лишние прямо на пол.
– Что-то вроде того. Где оно, где? Черт, мне нужен Серегин блокнот!
Но тут взгляд его наткнулся на нужную зарисовку.
– Вот! – Илюшин выдернул скомканный обрывок. – Смотри!
– Это же Шверник!
В наспех набросанной фигуре с пышной гривой и выпученными глазами действительно узнавалась Белла.
– Да, но дело не в ней. Помнишь, что она рассказывала?
– Она так много говорит обычно… – смутилась Саша. – Не помню.
– Да, тебя ведь с нами не было! Она призналась, что в Италии отправилась в гости к Рогозиной. Хотела сделать ей сюрприз, однако сюрприза не получилось. Света не открыла ей и не пустила на свою виллу! Шверник страшно переживала из-за этого и всячески старалась скрыть сей постыдный факт. Видишь?
Макар словно в подтверждение своих слов показал
– Картины, которые рисовала не Рогозина. Вилла, в которую бывшую одноклассницу не пустили, как постороннюю побирушку. Фотографии живописнейших мест, ни на одной из которых нет самой Светланы – ни на одной за много лет!
Сотовый возмущенно затрясся в Сашином кармане. Она вытащила его и машинально отбила звонок. Перед ней открывалась картина такой грандиозной мистификации, что она и думать забыла о такси.
– Ты хочешь сказать…
– …что нет никакой Рогозиной-Крезье!
Саша выронила многострадальный телефон. Хлоп! – тот ударился об пол и разлетелся на куски.
Стриженова с Илюшиным уставились друга на друга.
– А кого же тогда убили? – шепотом спросила она.
Не меньше минуты Маша пыхтела над цепочкой, запихивая ее в щель так, чтобы та гарантированно не вывалилась. Ей вовсе не хотелось, чтобы семейную реликвию Аномалии присвоила себе горничная, обрадовавшаяся неожиданной находке.
Получилось не сразу. Во-первых, цепочка выскальзывала из рук, словно ее кто-то настойчиво выдергивал раз за разом. Во-вторых, из щели несло сквозняком, который неприятно холодил пальцы.
Ладно бы дуло из окна, думала Маша. Из оконных щелей – тоже понятно! Но здесь-то стена, да к тому же толстая. Откуда сквозняк?
Наконец ей удалось справиться с непослушной цепочкой. Маша вытерла пот со лба и выдохнула. Все, первая и самая маленькая часть замысла выполнена. Осталось самое сложное и тягостное.
«Ты уверена, что хочешь покрывать убийцу?»
«Я не хочу. У меня просто нет выбора».
В конце концов, подумала Маша, я не обязана делать за следователя его работу. Если он сам придет к выводу, что убийца – Липецкая, тем хуже для нее.
Она представила себя перед Викентьевым, брюзгливо оттопырившим нижнюю губу. «Как вы объясните, Елина, что скрыли от следствия важную улику?»
Какую еще важную улику, холодно осведомилась Маша у воображаемого Палсергеича. Цепочку на елке мог забыть кто угодно и когда угодно.
«Это доказательство причастности Анны Липецкой!»
Не глупите, Палсергеич, высокомерно усмехнулась Маша. Цепочку у нее могли украсть и подбросить. Или – еще вернее! – украшение могло болтаться на этой ели с самого утра, если Липецкая отправилась на прогулку и потеряла его. Где, товарищ Викентьев, вы усматриваете связь между цепочкой и убийством? Это же не нож с отпечатками пальцев!
Внезапно Машин победный диалог с бледнеющим Викентьевым засбоил на полуслове. Аргументы, которые Маша приводила в качестве оправдания, обрели пугающую правдоподобность.