Нежные сети страсти

Карр Изобел

Гарет скрипнул зубами и открыл рот, чтобы возразить, но тут же закрыл: в памяти всплыли некоторые факты и даты.

– Несколько недель назад? – переспросил Гарет. Мальчик выворачивался, захлебываясь от рыданий.

– Какая теперь разница? – сказала Боу, едва сдерживая гнев. – Он оказался здесь не по своей вине. – Она взяла ребенка на руки. – Мы решим, что делать, но не сейчас. Мальчик наверняка измучен долгой дорогой. А вы двое орете друг на друга, вместо того чтобы хотя бы попытаться его успокоить.

С ребенком на руках она вышла из комнаты. Тот наблюдал

за ними из-за ее плеча, и глаза у него были такие же ярко-голубые, как у всех мужчин в семье.

– Ты чертов придурок, – сказал Гарет, как только дверь за женой закрылась.

– Я знаю.

– Ты женился на Оливии, зная о том, что уже женат?

– Нет. То есть да. Но… – Суттар судорожно сглотнул, всплеснув руками. – То был не настоящий брак. Нас не венчали в церкви, и лицензии я не получал. Просто однажды летом в Шотландии мы с его матерью сваляли дурака. И я напрочь обо всем забыл.

– Продолжай, – сказал Гарет. У него чесались кулаки. Каким надо быть идиотом, чтобы забыть, что ты женат?

– Все началось через месяц или около того после свадьбы. Я получил письмо. Вернее, ты получил письмо с просьбой забрать ребенка.

– Какое я ко всему этому имею отношение?

– Я, кажется, назвался твоим именем, – как ни в чем не бывало сообщил Суттар. – По крайней мере не назвался своим.

– Кажется? – с угрозой в голосе переспросил Гарет. Главное, не наделать глупостей. Убийство – смертный грех, тем более братоубийство. – Ты сожительствовал с девушкой в Шотландии, назвавшись моим именем. Бросил ее и вашего общего ребенка. Потом ты женился на другой девушке – на единственной дочери графа Арлингтона, совершив еще большую гнусность, а теперь ты собираешься бросить своего ребенка во второй раз, потому что для тебя лучше разрушить мой брак, нежели свой. Я все правильно понял?

– Дело не в том, что я боюсь разозлить Оливию. Это погубит ее. Наш брак будет признан недействительным. Мэри мертва. И зачем теперь вытаскивать скелеты из шкафов?

Гарет с трудом боролся с желанием придушить его.

– Ты абсолютно прав. Нет причин губить жизнь Оливии, потому что ты самовлюбленный ублюдок без чести и совести.

– Не надо…

– Надо, очень надо, черт тебя дери. Мы будем об этом молчать. Ты и я. Но ты кое-что подпишешь прямо здесь и сейчас. Ты сделаешь так, чтобы мальчик не остался без гроша.

Суттар недовольно фыркнул. Он не привык, чтобы им командовали.

– Ты отнимаешь у него все, что принадлежит ему по праву рождения, – сказал Гарет, схватив брата за предплечье. – Он рожден, чтобы стать следующим графом Роксвеллом, а ты сделал его бастардом младшего брата. Ты возместишь ему то, что у него отнял, настолько, насколько это в твоих силах, пусть даже он никогда не узнает, почему это было сделано.

– Он сын дочери торговца, – небрежно махнув рукой, сказал Суттар, словно этот факт оправдывал его предательство.

– Я тебе помогаю, а значит, я и ставлю условия.

Глава 28

Боу стремительно поднялась наверх. Ей пришлось долго петлять по коридорам, прежде

чем она добралась до двух смежных комнат, в которых когда-то жили дети прежних хозяев. Вся мебель была в чехлах, а на оконных стеклах толстым слоем лежала пыль. До этих комнат руки не доходили – в них пока не было нужды. Она и сейчас не верила, что детская будет заселена, несмотря на то что на руках у нее плакал ребенок. Боу стащила чехол с кресла и тяжело опустилась в него. Ребенок слез с ее колен на пол и самостоятельно добрался до двери.

– Хочу маму! – решительно заявил он. Он выглядел растерянным, испуганным и явно не понимал, зачем его сюда привезли.

– Я понимаю, малыш. Но мамы тут нет. – Боу достала из кармана носовой платок и вытерла ребенку нос. В растерянности она обвела взглядом помещение. Здесь ведь была детская. Надо чем-то отвлечь мальчика. Боу встала с кресла. Где же тут ящик с игрушками?

Сын Гарета – при одной мысли об этом у Боу начались перебои с дыханием – семенил за ней. Она присела на корточки возле подоконника. Под окном оказался ящик с откидной крышкой. В нем нашлась изрядно потрепанная плюшевая обезьяна, коробка с кубиками и кожаная конская голова с торчащей из нее дюйма на два палкой – все, что осталось от лошадки, на которой когда-то, наверное, можно было кататься.

Она протянула мальчику обезьяну, и тот вцепился в нее, прижимая к груди, словно она могла ожить и убежать.

– Обезьяна, – сказала, указывая на нее, Боу.

– Бяна, – повторил мальчик.

Боу кивнула. Неплохо для начала.

– Бяна, бяна, бяна. – Ребенок повторял новое слово раз за разом, прокатывая его во рту словно леденец, оценивая вкус. – Туда! – потребовал он, ткнув пальцем в подоконник, на который присела Боу. Она посадила мальчика на подоконник рядом с собой.

Нос у него был курносый, черты лица не оформились, как у всех маленьких детей, и потому трудно было сказать, похож ли он на своего отца, но в глазах и линии подбородка определенно было что-то общее с Гаретом.

Боу судорожно вздохнула. В горле стоял ком, и сердце ныло. Было так, словно она впервые увидела мир таким, каков он есть, без розовых очков, и вся горечь разочарования обрушилась на нее.

Она знала, кто такой Гарет, когда выходила за него. Распутник. Соблазнитель чужих жен. Он не брезговал связями с оперными певичками и куртизанками. Боу заверяла отца в том, что она все знает и понимает, что готова закрыть глаза на недостатки Гарета. Она клялась отцу, что ей нет дела до его беспутного прошлого.

И вот она осознала, что ей не все равно. Момент для такого рода открытия не самый удачный. Мысль о том, чтобы стать женой распутника, не представлялась ей такой уж пугающей. Первый звонок прозвучал тогда, когда, увидев его с леди Кук, она задумалась, не испытывает ли ее супруг сожалений из-за необходимости расстаться с бывшей пассией. Боу сделалось очень больно, но вскоре боль прошла. Тогда она не могла представить, что беспутное прошлое мужа будет напоминать о себе постоянно, изо дня в день. Сможет ли она с этим жить? Готова ли она к такому испытанию?