Нежные юноши (сборник)
Шрифт:
– Но мне он сказал, что у него нет денег… – беспомощно повторил Мэйзер.
Жаклин сдалась. Из ее груди вырвалось нечто похожее на вздох со стоном.
– Да он же просто тебя использовал! Он знал, что ты простак, и просто тебя использовал! Неужели ты не понимаешь? Он хотел купить машину за твой счет, и он ее купил! – Она горько рассмеялась. – Он, наверное, чуть не надорвался от хохота, вспоминая, как легко он тебя облапошил.
– О, нет! – возразил Мэйзер, потрясенный этой мыслью. – Может, ты его с кем-нибудь перепутала…
– Мы ходим пешком,
Завершив свою обличительную речь, Жаклин вдруг покачнулась и осела на стул – нервы не выдержали.
– А в то же время, – отрывисто продолжила она, – ты нужен мне. Мне нужна твоя сила, твое здоровье, твои руки и твоя поддержка. Но если ты… если ты отдаешь все это другим, мне остается так мало, что для меня…
Он опустился рядом с женой на колени и обнял ее. Ее голова послушно легла ему на плечо.
– Прости меня, Жаклин, – тихо сказал он, – я буду осторожнее. Я сам не знал, что делаю.
– Ты самый добрый на свете, – глухо пробормотала Жаклин, – но мне нужен весь ты и все лучшее в тебе!
Он гладил ее по голове. Несколько минут они так и сидели, не говоря ни слова, словно достигнув нирваны мира и взаимопонимания. Затем Жаклин неохотно приподняла голову, потому что в дверях послышался голос мисс Клэнси, прервавший идиллию:
– Прошу прощения…
– Что такое?
– Посыльный пришел, у него какие-то коробки. Там наложенный платеж.
Мэйзер встал и вышел вслед за мисс Клэнси в приемную.
– Пятьдесят долларов, пожалуйста!
Он открыл кошелек: там было пусто. Он забыл зайти утром в банк.
– Минуточку, – рассеянно сказал он. Он думал о Жаклин – Жаклин, которую он оставил в одиночестве и отчаянии ждать его в соседней комнате.
Он вышел в коридор, открыл дверь напротив с табличкой «Клэйтон и Дрейк, брокеры» и, распахнув внутреннюю дверь, подошел к человеку, сидевшему за конторкой.
– Доброе утро, Фред, – сказал Мэйзер.
Дрейк, низенький, лет тридцати, в пенсне и с лысиной, привстал и пожал ему руку:
– Привет, Джим. Чем могу помочь?
– Там ко мне пришел посыльный, у него какие-то коробки с наложенным платежом, а у меня ни цента наличными. Не выручишь полтинником до вечера?
Дрейк
– Извини, Джим, – сухо ответил он, – я взял себе за правило никогда не одалживать деньги никому и ни на каких условиях. Я не раз видел, как из-за этого рушится дружба.
Рассеянность Мэйзера уже прошла, он издал односложное восклицание, совершенно явно выражавшее его изумление. Затем автоматически включился присущий ему такт, придя на помощь и продиктовав нужные слова, несмотря на то что разум его вдруг оцепенел. Его первым инстинктивным побуждением стала необходимость облегчить Дрейку угрызения совести из-за отказа.
– Да-да, я понимаю. – Он кивнул головой, как бы выражая свое полное согласие, будто он и сам частенько подумывал о том, чтобы занять именно такую позицию. – Да, я вполне тебя понимаю. Ну что ж… Я просто… Да нет, такое правило, конечно, нарушать нельзя. Это очень правильно.
Они поговорили еще немного. Для Дрейка все это дело выглядело совершенно естественным; свою роль он явно исполнял уже не первый раз. Он одарил Мэйзера абсолютно искренней улыбкой.
Мэйзер вежливо удалился в свою контору, и Дрейк подумал, что это самый тактичный человек в городе. Мэйзер умел создавать такое впечатление. Но, войдя в свой кабинет и увидев, как жена безрадостно уставилась на светящее в окне солнце, он обнял ее, а на его губах появилась невиданная ранее усмешка.
– Ну, ладно, Жаки, – медленно произнес он, – видимо, ты во многом права, а я был чертовски не прав.
За следующие три месяца Мэйзер пересмотрел свои привычные взгляды. Его прежняя жизнь была необычайно счастливой. Те самые трения между людьми, между человеком и обществом, которые снабжают большинство из нас шкурой грубых, циничных и придирчивых склочников, в его жизни случались на редкость нечасто. Раньше ему никогда не приходило в голову, что его иммунитет тоже имел свою цену, но теперь он видел, что сплошь и рядом, причем постоянно, ему приходилось уступать дорогу во избежание вражды и даже обыкновенных споров.
Например, он одолжил знакомым много денег – порядка тысячи трехсот долларов, – а теперь, в новом свете, он осознал, что эти деньги к нему больше никогда не вернутся. Грубый женский разум Жаклин осознал это уже давно. Лишь теперь, когда благодаря Жаклин на его счету в банке появились деньги, он стал жалеть об этих займах.
Он также понял, насколько права она была в том, как много его времени и энергии расходовалось на всяческого рода услуги другим – чуть-чуть здесь, немного там; общая сумма выходила довольно круглой. Ему нравилось помогать людям. Он чувствовал себя прекрасно, когда о нем хорошо думали; но теперь он стал спрашивать себя, а не потакал ли он, таким образом, своему тщеславию – и не более того. Упрекая себя, он был к себе, как всегда, несправедлив. Ведь Мэйзер, по сути, был настоящим и безнадежным романтиком!