Нежный враг
Шрифт:
Сила собственного желания застала Лилиан врасплох. Может, все дело в том, что она никогда не позволяла себе думать об этом, анализировать свои ощущения. Ее грызло чувство вины, но она отбросила его. Ей не хотелось размышлять о том, что она после вылазки в деревню практически прекратила поиски, ради которых появилась в этом доме. Она больше не допускала мысли, что может использовать связь с Джеффри для достижения своей цели, не желала лишать притягательности то, что происходило между ними. В глубине души Лилиан знал, что Джеффри не имеет никакого отношения к тому, что случилось с ее отцом:
Но не сейчас.
Сейчас она слишком увлечена. Впервые в жизни Лилиан ощутила себя женщиной – не диковиной, не сиротой, не вероломным нарушителем, а женщиной, которая познает саму себя.
Первым откровением стало ее собственное распутство, хотя она подозревала, что может вести себя так только с Джеффри. Другим – что ей начинает нравиться фривольное общество, но только в небольшом количестве и когда Джеффри рядом. Они стали подходящими партнерами в висте, а еще она легко разгадывала шарады, хотя была вынуждена с досадой признать, что воспринимает все слишком буквально. Чтобы овладеть мастерством по-настоящему, ей следует научиться расслабляться.
Но мастерство, которым ей хотелось овладеть этим утром, не имело ничего общего с салонными играми и касалось только мужчины, который ехал рядом, только почему-то слишком медленно.
Лилиан послала лошадь вперед, вынуждая Джеффри тоже пришпорить коня: он же должен показывать дорогу, только ему известно, куда они направляются.
Всадники проехали вдоль восточной стороны парка, и вскоре впереди показалось самое большое из трех озер, расположенных в поместье. Джеффри придержал коня. Лилиан последовала его примеру и удивленно оглянулась.
На дальнем берегу озера стояло заброшенное строение, почти скрытое деревьями. Когда они приблизились к нему, Лилиан залюбовалась оригинальной круглой постройкой с колоннами и потемневшими от времени и мха камнями фундамента.
– Как красиво!
Строение удивительно гармонично вписывалось в окружающий пейзаж. Восходящее солнце отражалось в озере и отбрасывало розовые и оранжевые тени на старые каменные ступеньки перед входом.
– Да, – не стал спорить Джеффри, хотя не смотрел ни на что, кроме нее.
Желание, которое чувствовала Лилиан, становилось все сильнее.
– Проект был создан под влиянием восстановленного греческого храма, – сказал Джеффри и наконец отвел глаза. – Мой прадедушка Уильям Уэнтуорт заказал его в конце семнадцатого века. Насколько я понял, на него произвели незабываемое впечатление какие-то древние руины, которые он посетил во время путешествия по континенту.
Он указал на мраморный блок, к которому можно было привязать лошадей, и когда они поднялись по лестнице, Лилиан спросила:
– Но он обладал еще и изрядной фантазией, не правда ли?
Она указала на несколько поблекший расписной потолок с выполненными в виде карикатур сценами из греческой мифологии, и Джеффри рассмеялся.
– Нет, вряд ли. Может быть, Уильям действительно был своеобразный человек, по крайней мере если верить
Лилиан обернулась, услышав что-то странное в голосе Джеффри. В его движениях появилась какая-то скованность, но улыбка казалась беззаботной. И все же что-то было не так, и это огорчило Лилиан. Она остро чувствовала настроение, даже когда он старался казаться веселым. Ясно, что Джеффри любил своего отца, так же как и она любила своего.
– Это было наше место, – сказал Джеффри. – Наш домик у озера. Мой отец… – Он кашлянул. – Мой отец нарисовал все это сам как-то летом. А потом мы нередко приходили сюда и сидели или лежали на полу, смотрели на карикатуры и придумывали смешные истории.
Лилиан подняла голову. Многие изображения на потолке поблекли, но некоторые сохранили яркость красок. Неужели Джеффри занимался реставрацией?
Джеффри распахнул деревянную дверь, которая, к немалому удивлению Лилиан, открылась совершенно бесшумно. Войдя внутрь, она убедилась, что место вовсе не заброшено, и хотя мебели было мало: два мягких стула, кушетка, письменный стол и еще один маленький столик, – выглядела она удобной и красивой.
– Теперь это мое место, когда я здесь, – сказал Джеффри. – Мое личное пространство.
– Поэтому вы начали реставрировать потолок? Чтобы сохранить память об отце? – Лилиан и тут его поняла. С ней было то же самое. Только чтобы сохранить память об отце, она так стремилась изучать химию.
Неожиданно она ощутила нервозность. Джеффри никогда не приводил ее в такое уединенное место. А значит, есть вероятность, что их близость перейдет на новый уровень. Она почувствовала, что груди стали тяжелыми, а соски – очень чувствительными.
– Ваше личное пространство? – повторила Лилиан, искренне сожалея о внезапно исчезнувшей легкости, сменившейся странным томлением, в последние дни ставшим ее частым спутником, и засмеялась: – Жаль. А я-то думала, что строение заброшено, и хотела устроить здесь небольшую лабораторию. Вы не возражаете?
Джеффри медленно подошел к ней и тихо сказал:
– Вовсе нет. Я мог бы еще многим поделиться с вами, Лилиан. Например, этим…
Он потянулся к ее губам. Поцелуй был знакомым и в то же время волнующе другим. В нем появилось нечто такое, чего не было в прошлых. Ее тело моментально отреагировало на призыв, она обхватила его рукой за шею и прижалась к нему, а другой рукой начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Больше всего на свете ей хотелось ощутить теплую мягкость его кожи.
– Ай-ай-ай! – Джеффри прервал поцелуй и прижал ее руку к груди. – Не сегодня, мой маленький экспериментатор. Сегодня вы… ты будешь не экспериментатором, а… скажем так, объектом эксперимента.
Лилиан нервно хихикнула.
– Я не могу быть объектом.
– Разве? – Джеффри лениво улыбнулся и снова потянулся к ней. – Все равно будешь.
Когда он вновь завладел ее губами, языки их соприкоснулись, и Лилиан сквозь чувственный дурман ощутила, что вроде бы перемещается назад, а спустя мгновение оказалась на кушетке.