Нежный защитник

Беверли Джо

— Впервые увидев тебя, — призналась Имоджин, — я решила, что у тебя тоже нет правил.

— Хорошо. Именно такое впечатление я стараюсь внушить людям.

В его голосе прозвучала какая-то странная напряженность. Имоджин проследила за его взглядом. Снаружи стало уже почти совсем темно, а с темнотой на них навалились и черные страхи. Может, ей удастся отвлечь его разговором?

— Значит, ты стал одним из его придворных? — спросила она.

— Да. И так я попал в Англию. И в Клив. — Он ласково ткнул пальцем ей в нос и добавил: —

И встретился с тобой.

— Благодаря смерти Уильяма Руфуса. — Имоджин с досадой прикусила язык. Нашла время заводить об этом разговор!

— Благодаря смерти Уильяма Руфуса, — холодно подтвердил он.

— Если Генрих и правда убил своего брата, это не может быть правильным, — заупрямилась она.

— Кто может сказать, что правильно, а что нет? Руфус привел страну на грань катастрофы. А Генрих любит Англию, и он умный правитель. Ему удастся навести порядок и поддерживать его всеми силами.

Она вспомнила, с каким восхищением Фицроджер говорил о порядках в монастыре.

— И ты хочешь быть частью этого порядка?

— И я хочу быть частью этого порядка.

Он подумал о том, что скорее всего уже никем не станет. Что его мечты умрут сегодня вместе с ним. И если Уорбрик наложит лапы на их деньги, Англия увязнет в новой междоусобице.

— А каким королем мог бы стать герцог Роберт? — спросила она. До сих пор ей не приходилось слышать о брате короля Генриха ничего хорошего.

— Отвратительным! — Он встал на ноги и поднял ее с земли. — По-моему, мне пора надевать латы, — проговорил он. — Уже совсем стемнело.

Имоджин помогала ему как могла, стараясь унять нервную дрожь. Это было равносильно тому, чтобы собирать его на верную смерть. И хотя ему полагалось носить латы и меч, не он, а она должна была стать ключом к их спасению.

Вскоре часовой крикнул, чтобы они вылезали из пещеры, и Фицроджер пробормотал:

— Наконец-то!

Однако у входа он задержался:

— У меня есть к тебе одна просьба.

— Какая? — пролепетала Имоджин. В ушах у нее звенело: «Последняя просьба!»

— Я хотел бы услышать, как ты зовешь меня по имени.

Она привстала на цыпочки, поцеловала его и произнесла:

— Да пребудет с тобой Господь, Тайрон!

Он сгреб ее в охапку и жарко поцеловал в ответ.

— Да пребудет Он с нами обоими!

Они выбрались наружу, в сгущавшиеся сумерки. Перед пещерой их ждал Уорбрик со своими людьми. Все уже сидели верхом. Имоджин оттащили в сторону и снова отдали под опеку Лига. Фицроджера — Имоджин старалась думать о нем как о Тае, но у нее ничего не получалось — отвели к его собственному коню. Это был хорошо выученный боевой конь. При желании Фицроджер мог отдать ему команду, и верное животное вынесло бы его на свободу даже ценой собственной жизни, однако расплачиваться за это пришлось бы Имоджин.

Они оба превратились в заложников друг друга.

Имоджин знала, что жертвует собой ради любви. А ради чего жертвовал ее муж?

Имоджин

сосредоточилась и стала читать про себя молитву. Она не сомневалась, что Всевышний будет на их стороне — если Ему вообще есть дело до простых людей. Такое чудовище, как Уорбрик, — это ведь порождение дьявола, а не Бога.

У нее сохранился маленький кинжал для еды. На случай, если кто-то захочет ее обыскать, она спрятала его на бедре, под юбкой. Она могла поранить себя, потому что оставила для виду ножны на поясе, а Фицроджер наточил кинжал на камне до остроты бритвы. Ей пришлось обмотать лезвие обрывками своей юбки и надеяться на лучшее.

Какая польза может быть от этого игрушечного ножика, она и сама не знала, но лучше иметь хоть такое оружие, чем вообще ничего.

Лошадей надежно спрятали среди деревьев. Имоджин наконец сказала Уорбрику то, о чем уже знал Фицроджер.

— Вход в подземелье очень узкий. Через него может протиснуться не каждый мужчина, да и то без лат.

— Что? — Уорбрик чуть не зарычал от ярости. — По-твоему, я не смогу туда попасть?! — Он отвесил ей такую оплеуху, что у нее зазвенело в ушах. — Врешь!

Она услышала какую-то возню и поняла: Фицроджер не остался равнодушным, увидев, что ее бьют, и его повалили на землю. Шум прекратился так быстро, что стало ясно: он на время покорился. Она молилась, чтобы ему и дальше хватило выдержки. Они не могут рисковать и подставлять его под новые удары до того, как понадобятся все его силы.

— Я не вру! — заявила она Уорбрику, вытирая кровь с рассеченной скулы. — Если хочешь, проверь сам. И ты убедишься в моей правоте.

— Я-то проверю, — проворчал Уорбрик, — а вот ты, если соврала, пеняй на себя!

Он принялся отдавать приказания, выбирая тех, кто пойдет с ним, и отодвигая в сторону тех, кто останется.

Имоджин рискнула посмотреть на Фицроджера. Он стоял спиной к дереву, и на него было наставлено шесть обнаженных мечей, дрожащих в руках напуганных бандитов, готовых прикончить его в любую минуту. На лбу у него набухала большая шишка, и левая рука была в крови, но это оказалась просто царапина.

Его взгляд оставался ледяным и спокойным, и только Имоджин догадывалась, сколько на это требуется сил. Их взгляды на миг встретились, и она улыбнулась ему, но он наверняка понял, каких усилий стоила ей эта улыбка.

— Я рад видеть, что ты влюблена в Бастарда, леди Имоджин! — прошипел Уорбрик, больно сжав ее руку. — Ты ведь не станешь рисковать его жизнью, верно? — Он обернулся к тем, кто караулил Фицроджера, и приказал: — Отпустите его.

Бандиты подчинились и убрали мечи, но Фицроджер не шелохнулся.

— Неужто окаменел от страха? — вкрадчиво спросил Уорбрик.

Можно было подумать, что Фицроджер превратился в статую. Имоджин понимала, что все сейчас висит на волоске, но он ничем не мог ей помочь. Ничем. Потому что за любой его поступок придется платить ей.