Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Павлищева Наталья Павловна

Композитор Игорь Федорович Стравинский и его двоюродная сестра Екатерина Гавриловна Носенко обвенчались в 1906 году, это был брак по любви горячей и взаимной, причем с первого взгляда. Несмотря на очень слабое здоровье жены (Екатерина Гавриловна много лет страдала чахоткой), у них родились четверо детей – Федор, Людмила, Святослав и Милена.

Из-за болезни легких Екатерина не могла переносить сырые петербургские зимы, и с осени до весны семья уезжала в Швейцарию, в Кларан. В 1914 году Стравинские были вынуждены провести в Швейцарии и лето тоже, а вернуться не смогли, разразилась Первая мировая война, следом революция. В результате они потеряли все

свое имущество в России и все русские деньги. Это не просто существенная, а катастрофическая потеря, потому что кормить нужно большую семью – кроме жены и четверых детей в Швейцарии собрались сестра Екатерины со своей семьей и мать самого Игоря, которую тот очень не любил.

Сам он поссорился с Дягилевым, потому что импресарио не платил за исполнение произведений Стравинского. Это стало возможным, когда советское правительство отказалось подписывать международные законы об авторском праве, нарождающейся новой России было пока не до них. В результате все опубликованные в России произведения, включая его знаменитую «Жар-птицу», оказалось возможно исполнять где угодно, ничего не платя автору. Вечно безденежный Дягилев этим немедленно воспользовался. Стравинский вынужден был сделать новые редакции произведений и обеспечить их авторским правом, но все равно потерял за это время очень много денег.

Когда отношения с Дягилевым были восстановлены и семья Стравинских перебралась в Париж, оказалось, что жить им практически не на что.

Вот тогда на помощь и пришла Шанель. Она пригласила Стравинских на свою виллу «Бель Респиро» в Гарше, где сама, имея хорошую квартиру и множество дел в Париже, появлялась далеко не каждый день. Два года семья жила на вилле на всем готовом, а самому композитору при этом выделялись деньги на организацию концертов.

В 1920 году Шанель исполнилось тридцать семь лет. Все, знавшие ее в тот период, вспоминали, что это была настоящая красавица, элегантная, умеющая подчеркнуть свою необычную внешность. Ее бизнес шел вполне успешно, Париж принял модный диктат Коко Шанель, правда, «Шанель № 5» еще не существовало, но вслед за королевой моды дамы постриглись, признали черный цвет самым элегантным, открыли икры ног и сделали еще многое.

А вот в личной жизни у Шанель был мрак. Бой Кейпел погиб, она осталась одна. Конечно, Серты, особенно Мися, не давали скучать, к тому же Коко окунулась в богемную жизнь и познакомилась с замечательным Сергеем Дягилевым и его труппой, став для «Русского балета» тайным спонсором, но от одиночества это не спасало. Шанель не из тех женщин, кто может годами спокойно жить без мужчины, она не одиночка по природе, хотя очень замкнутая.

Возможно, поэтому приглашение на свою виллу Стравинских многими друзьями и знакомыми с обеих сторон было воспринято как свидетельство вспыхнувшей страсти.

Был ли влюблен Игорь Стравинский в блестящую красавицу, какой тогда являлась Шанель? Вполне возможно. Но отвечала ли взаимностью сама Коко? Что представлял Стравинский не столько как композитор (что для Шанель едва ли было определяющим, ее любовь к музыке осталась на уровне оперетты), сколько как человек и мужчина? К сожалению, гении далеко не всегда бывают приятными в повседневном общении и внешне тоже, чаще наоборот – гениальность компенсируется примечательно пакостным нравом. Яркий пример сама Шанель: она никогда не была легкой в общении, а со временем стала трудновыносимой, от Коко страдали все, кто работал со знаменитой кутюрье. Страдали, но прощали за гениальность.

У Стравинского приоритеты распределялись строго, он любил прежде всего свою музыку. Во-вторых, самого себя (свое здоровье). В-третьих, деньги. В-четвертых, выпивку. Причем все это гипертрофированно.

И только потом располагались все остальные: жены (Екатерина и вторая – Вера), дети, родители, любовницы... часто вперемешку, меняясь местами.

Смыслом жизни Стравинского была музыка, но не вся вообще, а только его собственная, другой, во всяком случае современной, он просто не признавал! Если человек желал с ним дружить, то был обязан превратить музыку Стравинского в смысл своей жизни, иначе из списка друзей безжалостно вычеркивался. Когда у композитора спрашивали, какое свое произведение он рекомендовал бы, Стравинский коротко отвечал:

– Все!

Едва ли Шанель была готова принести такую жертву, стань Стравинский ее возлюбленным. Екатерина принесла, для нее существовали дети и Игорь с его музыкой, даже когда супруг откровенно забывал о больной жене и четверых детях. Например, когда Игорь уезжал на гастроли с Верой, ставшей его любовницей, жене приходилось писать любовнице письма с мольбой прислать денег для содержания семьи.

Но странностей хватало и без жертв. Ни приятным собеседником, ни галантным кавалером Стравинский не был, просто потому что для него существовал прежде всего (и много раз прежде!) он сам. Остальные прилагались только в степени полезности для его музыки и его здоровья. Или не существовали вовсе, если их не интересовало ни то, ни другое.

Сам композитор не напоминал ни стройного, спортивного Боя Кейпела, ни крепкого, несмотря на тяжелую болезнь, Дягилева, ни уж конечно красавца великого князя Дмитрия Павловича. Стравинский был невысокого роста, весьма тщедушен и вечно укутан в свитера, пальто, шарфы, поскольку страшно боялся простуды. Гениальные люди далеко не всегда отличаются приятной внешностью.

Собственное здоровье занимало его чуть меньше музыки, но даже больше денег. Безобидный прыщик на носу мог сорвать все, что угодно, вплоть до важнейшей встречи. Если в компании раздавался чей-то нечаянный чих, Стравинского словно ветром сдувало, позволить себе подхватить микроб он не мог. Игорь Федорович вел подробные медицинские дневники, записывая туда все лекарства, которые регулярно принимал, все симптомы нездоровья, если таковое случалось, а оно бывало постоянно.

Даже когда первая жена и мать его четверых детей Екатерина лежала при смерти, Стравинский писал ей длиннющие письма с... жалобами на свое здоровье!

Кроме простуды Стравинский боялся громкоголосых людей, любой неловкости и беспорядка. О! Порядок должен присутствовать во всем: все добро до самой мелочи обязано быть рассортировано и разложено по раз и навсегда определенным местам, все под контролем!

Добавьте жутчайшие приступы ипохондрии, и получится совсем непривлекательный портрет.

Рассердить Стравинского ничего не стоило, достаточно не вполне внимательно отнестись к любому его слову и тем более к его замечанию по поводу музыки. Это приводило композитора просто в бешенство, когда забывались все границы приличия.

В не меньшее неистовство Стравинского приводила даже простая мысль, что он может потерять хоть малую толику своих денег! Упоминание налогов вызывало приступ ярости. Что именно – вынужденное безденежье после Первой мировой войны и революции или собственный характер – породило откровенное скупердяйство, неизвестно, но, заметив, что марка на присланном письме случайно не задета почтовым штемпелем, он эту марку отклеивал и использовал заново на своем письме. Тяжелобольная Екатерина переписывала ноты его произведений, да и сам композитор тратил на это немало времени, только чтобы не платить переписчику. Любая отправляемая телеграмма сначала долго обдумывалась, чтобы в ней не оказалось ни единого лишнего слова (за него надо платить!)...