Незнакомцы на мосту
Шрифт:
Почему он вел себя именно так? Может быть, он считал меня наивным, или человеком, симпатизирующим Советам, или не разбирающимся в фактах? Отнюдь нет. Если хорошенько подумать, то нельзя не согласиться, что такое прямое признание не только шло бы вразрез со всеми его привычками, выработанными в течение тридцати лет, но — и это важнее — отрицательно отразилось бы и на его защите. Последнее обстоятельство являлось критерием, предопределявшим содержание наших бесед на эту тему. Однажды я спросил у него, какая у него настоящая фамилия. Подумав, он сказал: «Это вам необходимо знать для защиты?» Я ответил, что нет. Он постучал ногой по полу и проговорил: «Тогда давайте поговорим о чем-либо, имеющем большее отношение к делу».
Он с самого начала видел
Эти удивительные сложившиеся между нами отношения — юристом и клиентом — сослужили мне хорошую службу при написании книги о деле полковника Абеля. Моя профессиональная совесть никогда не перестала бы мучить меня, если бы я воспользовался тем, что Абель исчез теперь за «железным занавесом». Он знал, что я собираюсь написать эту книгу. Работать над ней я начал еще в 1960 году, вскоре после решения Верховного суда. Он даже сказал мне однажды, что, поскольку книга об этом деле, несомненно, будет написана, он предпочел бы, чтобы это сделал я, а не какой-нибудь «профессиональный писатель, который может несколько преувеличить или исказить факты, дабы повысить спрос на книгу».
Теперь, когда прошло уже достаточно много времени, я не хотел бы, чтобы его вера в меня не оправдалась. Этого можно было бы и не говорить, ведь мне не известно ничего, что можно было бы использовать против Абеля, независимо от того, где он сейчас находится. Сами факты, свидетельствующие о том, что советский разведчик, отказывающийся говорить, представляется американцам опасным, должны служить у него на родине доказательством его преданности и патриотизма. Ведь Натан Хейл [2] был казнен англичанами, но он вызывал у них невольное уважение, и мы до сих пор свято чтим его память.
2
Натан Хейл (1755–1776) — легендарный американский разведчик. В период войны за независимость американских колоний он был направлен Дж. Вашингтоном со специальным заданием на территорию, занятую английскими войсками, где был схвачен англичанами и казнен. Н. Хейл почитается как «отец» американской разведки. В США установлено несколько памятников этому национальному герою. Один из них находится на территории Лэнгли — штаб-квартиры ЦРУ.
В тот день, когда я был назначен защитником Абеля, я решил начать вести дневник о ходе этого дела. Во-первых, во время рассмотрения такого сложного дела дневник может оказаться полезным: по нему можно время от времени делать обзор основных вопросов. Во-вторых, он может послужить мне некоторым утешением в том случае, если мой клиент все же не избегнет казни и меня станут обвинять, пусть даже необоснованно, в том, что я не сумел обеспечить ему необходимой защиты. И наконец, такой дневник будет содержать личные заметки по делу, которое мне казалось самым серьезным из тех, в каких я когда-либо принимал участие после Нюрнбергских процессов.
На основе именно письменных материалов: первоначального варианта дневника, получившегося из записей, сделанных во время работы над этим делом и потом дополненных письмами к Абелю и от него, а также от его «семьи», официальных протоколов судебных заседаний и, наконец, телеграфных сообщений в государственный департамент о моей миссии в Восточном Берлине — и была написана эта книга.
Почему я принял предложение выступить в качестве защитника?
Сидя как-то в одиночестве поздним вечером 1957 года, я думал о своем повседневном общении с Абелем и записал в дневнике (сейчас мне эти слова кажутся немного напыщенными):
«Мы — два не похожих друг на друга человека, которых так близко свели судьба и американский закон… в результате получилось классическое дело, которое требует особенного к себе отношения».
1957 год
Понедельник, 19 августа
— Джим, ты слышал о русском шпионе, который недавно пойман ФБР? Ассоциация адвокатов полагает, что ты должен выступить его защитником. Что скажешь?
Это звонил из Нью-Йорка, из нашей юридической фирмы, Эд Гросс. По его тону я почувствовал: он думает, что сообщает мне неприятную новость.
Эд Гросс сказал, что Бруклинская ассоциация адвокатов решила, что я должен защищать шпиона — полковника Рудольфа Ивановича Абеля. Затем он добавил, что председателем отборочной комиссии был Линн Гудноу, мой сосед по Бруклину.
Я уже читал газетные отчеты о том, что Большое жюри [3] Бруклина почти две недели назад предъявило Абелю обвинительный акт. Газеты описывали Абеля в зловещих тонах — как «главного агента», руководившего в США всей советской шпионской сетью.
Примерно около полудня, еще не приняв своего решения, я позвонил Линну Гудноу в Бруклин. Он откровенно сказал, что комиссия обсуждала этот вопрос с рядом видных адвокатов, стремившихся сделать политическую карьеру, и они категорически отказались. Ведь эра Маккарти закончилась не так давно. Зная о моей деятельности во время войны в качестве юриста в Управлении стратегических служб, нашем собственном органе секретной разведки, а также о моей последующей частной практике в суде, комиссия пришла к выводу, что именно я подхожу на роль защитника полковника Абеля. Я ответил, что в последнее время не занимался уголовными делами в Федеральном суде и что по профессиональным соображениям хотел бы, чтобы мне в помощь назначили молодого работника, бывшего помощника прокурора. Гудноу с этим согласился и примерно час спустя снова позвонил мне и сообщил, что судья окружного суда Мэтью Т. Абруццо хочет видеть меня завтра в своем кабинете в 11 часов утра. Обвинительный акт Абелю был предъявлен в присутствии судьи Абруццо, и теперь он был ответствен за назначение защитника.
3
Большое жюри — судебная коллегия, принимающая решение по вопросу о предании суду. — Примеч. ред.
Днем я поехал в местечко Лейк-Плэсид и попросил Дейва Содена — в то время местного прокурора, а теперь члена Верховного суда в графстве Эссекс — оказать мне любезность: разрешить воспользоваться его библиотекой, содержащей большое собрание юридической литературы. Прочитав все законы, касающиеся шпионажа, я был поражен, узнав, что после известного дела Розенбергов об «атомном шпионаже» конгресс вынес решение, что шпионаж «в интересах иностранной державы» даже в мирное время является преступлением, караемым смертной казнью. Было ясно: полковник по фамилии Абель попал в серьезную передрягу, и, возможно, последнюю в его жизни.