Незнакомки
Шрифт:
Мне снова почудилось, что его тень витает вокруг меня. Я уже не понимала, с какой стати торчу здесь, возле этого платана. Меня одолел нервный смех. Горячая голова. Приступы хандры. Я перебежала через дорогу.
Автобус остановился возле платана. Шофер, наверное, дожидался меня. Но на остановке было пусто. Я стояла по другую сторону улицы. В окнах виднелись тесно стоящие пассажиры и головы сидящих. Похоже, сегодня людей набилось больше обычного. Наконец дверь хлопнула, и автобус покатил дальше, одышливо тарахтя мотором. Скоро он минует виллу «Липы», замок Ментон-Сен-Бернар и кладбище в Алексе. Один и тот же неизменный маршрут. Я села в другой автобус, тот, что останавливался у церкви
Свет горел и у входа в кинотеатр. Фонтан уже отключили. Ни одной машины на стоянке. Тишина. Казалось, кроме этих теней за окном да меня самой, в городе все повымерло. Я испытывала ощущение пустоты. Меня снова обуял страх. Я была совершенно одна, без всякого прибежища в этом мертвом городе. Я даже к Сильви пойти не могла. Там были ее родители. И мне пришлось бы с ними объясняться. Я не хотела ее компрометировать. А может, мне все это снится и сейчас я очнусь? Только где очнусь-то? Неужто в дортуаре пансиона?
Я побрела по Королевской улице, надеясь застать в кафе того самого Боба Брюна, который знал моего отца. Попросить его помочь мне. Я зашагала быстрее, стараясь дышать спокойно и ровно. Но паника не отпускала меня. Улица Почты. Кафе было закрыто. Я повернула назад. Мои шаги звонко отдавались эхом на пустынной улице. Здесь было не совсем темно. В витрине книжного магазина горел свет. И у входа в отель «Англетер» тоже.
Я прошла весь бульвар Пакье, до самой «Таверны». Очутилась под аркадами. Вход в «Вокс» тоже был освещен. В окошечке кассы сидела женщина, продававшая билеты. Я побрела дальше, куда глаза глядят. У меня кружилась голова. Аркады уходили вправо, я тоже. Здесь мои каблуки стучали еще громче, чем на Королевской улице.
Я развернулась и зашагала обратно, к «Таверне». Заглянула в окно. В кафе было пусто. Только в глубине за столом сидели трое. Я узнала девушку на банкетке – белокурую Гаэль, мы с ней учились в школе Святой Анны. Гаэль уже и тогда красилась вовсю. Сейчас она работала в парфюмерном магазине на Королевской улице.
Я вошла и направилась к их столику. Гаэль и двое других изумленно таращились на меня. Наверное, выглядела я очень неважно, потому что один из парней спросил:
– Вам плохо?
Неоновые лампы, тянувшиеся вдоль стен, слепили мне глаза. Я не могла как следует разглядеть их лица. Один из них взял меня за плечо и усадил на банкетку рядом с Гаэль.
– Ну-ка, хлебните коньячку… Вам сразу полегчает…
Я пила коньяк маленькими глотками. Мне и впрямь становилось легче. Я понемногу привыкала к неоновым лампам. И снова все видела ясно и четко. Даже еще яснее прежнего, как в стереокино. Вот и голоса тоже зазвучали громче.
– Ну что, вам получше?
Он улыбался мне. Гаэль и его приятель тоже улыбались. Я наконец узнала обоих мужчин. Того, кто меня усаживал, звали Лафон; это был брюнет лет тридцати пяти, круглолицый, смешливый,
Гаэль спросила, что я тут делаю совсем одна. Я сказала, что опоздала на автобус и не смогла вернуться в пансион.
– Как! Вы, в вашем возрасте, еще живете в пансионе? – воскликнул Лафон.
Орсини был удивлен не меньше Лафона.
– А сколько лет вы ей дадите? – спросила Гаэль.
– Двадцать, – сказал Орсини.
– Вот и нет, ей шестнадцать, как и мне! – объявила Гаэль.
– Внимание, девушки! – возгласил Лафон, торжественно подняв палец. – Пошутили, и хватит… Вам обеим двадцать один год. Вы совершеннолетние.
И верно, мы с Гаэль вполне тянули на двадцать один год.
– Завтра утром мы вас отвезем в пансион, – обещал мне Орсини.
Я втайне удивилась: почему только завтра утром?
– Ну конечно, – сказала Гаэль. – И ничего страшного – подумаешь, опоздала на автобус!..
Она была накрашена, как всегда, ярко – тени на веках, губная помада, волосы уложены так, словно только-только из парикмахерской. Красный лак на длинных ногтях. На среднем пальце правой руки ноготь был сломан. Я бы, конечно, предпочла встретить вместо нее Сильви. Но Сильви в этот поздний час давным-давно была дома.
– Поужинаете с нами? – спросил Орсини.
Меня охватило какое-то тупое безразличие. Я встала и пошла вместе с ними по галерее, словно во сне. Все было легко, я не шагала, а скользила куда-то. Их машина ждала на углу Озерной улицы, и ее вид поразил меня – точно это был единственный автомобиль на весь город.
– Я ленюсь ходить пешком, – сказал Лафон.
Гаэль села впереди, рядом с ним. А нам с Орсини пришлось тесниться на заднем сиденье, половину которого занимал кожаный чемодан. Орсини приобнял меня за плечи. Лафон включил мотор. Когда машина тронулась с места, я вдруг захохотала как ненормальная. Это наверняка была реакция на коньяк и на страх, который я недавно пережила. Может, этот страх скоро вернется ко мне? Я не хотела об этом думать, пусть все идет так, как идет, потихоньку-полегоньку. Я уже забыла, почему оказалась в этой машине.
«Савойя» была пуста, как и «Таверна». Метрдотель раздал нам меню. Я не хотела есть. Я часто проходила мимо этого ресторана, пересекая площадь Сен-Франсуа, и даже представить себе не могла, что однажды вечером… Мне казалось, что в «Савойе» бывают одни только богачи, например хозяева вилл, где работали мы с теткой.
Мужчины выбрали себе блюда. И Гаэль тоже. Меня удивил ее апломб: она заказала гусиную печенку и устриц. Ей хотелось, чтобы я взяла то же самое, но меня мутило при одной мысли об этом. Тогда Лафон спросил, не хочу ли я мяса.
– Вы очень бледны, – заметил Орсини. – Вам обязательно надо поесть.
Он глядел на меня с участием и симпатией. Но можно ли было полностью доверять ему?
– Ты не должна отказываться от ужина, – шепнула мне Гаэль. – Это невежливо.
Она говорила вполне серьезно. Так, словно сама получила светское воспитание.
– А вы давно знакомы? – спросил Лафон, как будто угадав мои мысли.
– Мы вместе учились в школе, – ответила Гаэль.
– И, держу пари, вы научились в этой школе многим интересным вещам, – заметил Орсини с милой улыбкой, в которой однако крылось что-то двусмысленное.