Незримое сражение
Шрифт:
— Это мы выясним. Спасибо за сообщение! — поблагодарил посетителя Лиходед.
К выяснению подключили милицию. Любителя оружия призвали к порядку.
В другой раз на прием попросилась одна гражданка. У ее знакомых гостит иностранка, приехавшая, по ее словам, полюбоваться Львовом, его достопримечательностями. Но посещает только ювелирные магазины и квартиры лиц, подозреваемых в спекулятивных махинациях.
Иностранка заинтересовала Лиходеда, однако в то время, когда товарищи из райотдела хотели с нею встретиться, она уже отбыла из Львова. Но…
Иностранка была ошеломлена, когда дотошные
— Много таких фактов, — говорит Виктор Иванович. — У райотдела — сотни зорких, всевидящих глаз. Население активно помогает нам раскрывать и пресекать действия противника, обезвреживать его.
…Виктор Иванович взглянул на часы. Через двадцать минут — заседание постоянной комиссии социалистической законности, членом которой он является. В общественной работе Лиходед так же аккуратен и точен, как и в своей основной. Он — член райкома партии, депутат районного Совета депутатов трудящихся.
После заседания постоянной комиссии он еще вернется в свой кабинет. И еще долго будет сидеть за рабочим столом, подводя итог дня, анализируя дела и события, намечая, что надо сделать завтра.
Рабочий день чекиста такой же трудный и напряженный, как и у токаря, строителя, тракториста, ученого, как у каждого советского человека, радеющего о благе Родины.
ЕВГЕНИЙ КУРТЯК
ОБРУБЛЕННЫЕ ЩУПАЛЬЦЫ
Его кабинет исключительно скромен. Строгая простота, ничего лишнего. Телефон. Два сейфа. Несколько стульев. И свободный чистый стол. Когда же на этот полированный стол ложится очередное дело — серая папка с бумагами, тогда приходит тишина. Тогда — раздумья, анализы, выводы. И только после этого — соответствующее решение.
Полированный стол. И телефоны на нем. Один из них внезапно зазвонил. Но не резко. Он приглушил свои телефоны. Он не любит, если вдруг какой-нибудь из них застает его врасплох, прерывает мысль. Уже пройдено столько дорог, и так много было на дорогах всяких ям и колдобин, что он успел научиться исключительному спокойствию и сосредоточенности.
И когда вдруг зазвонил телефон, он совершенно спокойно поднял трубку.
— Подполковник Игнатов? — спросил металлический голос на другом конце провода.
— Да, я вас слушаю, — спокойно ответил Михаил Никитович.
— Товарищ Игнатов, — сказал тот же металлический голос. — Немедленно приходите к кинотеатру имени Щорса. Я вас жду.
Михаил Никитович улыбнулся. И сразу же потушил улыбку, как десантник тушит свой парашут. Чей это голос? Очень знакомый. Ну, кто же это? Игнатов напряженно вспоминал. Досадно: такой знакомый голос, а вот чей — никак не может вспомнить. Вот купили, так купили…
Он взглянул в зеркало, поправил пестрый галстук и по-юношески сбежал по ступенькам вниз. До кинотеатра имени Щорса — рукой подать. Он был уже шагах в десяти, как вдруг… Он забыл обо всем:
— Саша!
— Миша! Товарищ Игнатов!
Стоял холодный, удивительно холодный май. Подняв воротники плащей и пальто, люди спешили на работу, а двое солидных мужчин обнялись так крепко, как обнимаются ветераны войны, когда встречаются в День Победы на Красной
— Сколько ж это мы с тобой не видались, а, Саша?
— Да, наверное, лет десять, — подсчитал в уме Ярчук, и уголки его губ сразу же выгнулись в улыбку. — Ты очень занят? Может, пройдемся немного?
— К счастью, не очень. — На какое-то мгновение черные брови Игнатова сошлись на переносице. — А знаешь, давай-ка я тебя попотчую нашим львовским кофе. Да и поговорить там удобнее будет — людей сейчас немного.
— Ты думаешь, у нас в Закарпатье кофе хуже? — уголки губ Ярчука опять выгнулись в такой знакомой Михаилу Никитовичу еще с давних лет улыбке.
— Всякий край своими пирогами славится…
Они пошли по проспекту Шевченко. Оба моложавые, оба статные. Никто бы не поверил, что им уже по пятьдесят. И удивился бы, узнав, как много пережито, как часто их подстерегала смерть.
В «Ласточке» было безлюдно, только в дальнем углу ворковала влюбленная пара, совсем забыв о недопитых чашечках кофе. Игнатов был доволен, что в зале пусто и можно будет спокойно поговорить со старым другом.
— А кофе действительно вкусный, — похвалил Ярчук.
— Видишь, а ты не верил… Так какими же судьбами во Львове?
— Обычными, служебными.
— Какая-нибудь государственная тайна?
— Да все та же, дорогой Миша. Политическая диверсия, о которой ты знаешь не меньше меня. Задержали мы у границы одного туриста. Такой невинный симпатяга, воспитанный, корректный. Остановил свой «Фиат» у дороги возле кафе. С ним такая же симпатичная дама. Еще не проехал по нашей земле и пятидесяти километров, а уже все расхваливает — так ему, мол, здесь все нравится, он так рад, что представился случай побывать в Советском Союзе… А в багажнике у него антисоветские листовки…
Игнатов слушал спокойно, не проявляя никаких эмоций. Случай этот его не удивил — с политическими диверсиями он имел дело не раз, сам таких «туристов» разоблачал.
— Вот я и прибыл во Львов, чтобы кое-что выяснить и уточнить, — закончил свой рассказ Александр Ярчук. — У этого «туриста» здесь, кажется, знакомые имеются.
— И все сделал?
— Иначе мы с тобой не встретились бы.
Да, все рассказанное Ярчуком казалось обычным делом, но Михаил Никитович понимал, сколько понадобилось усилий, находчивости, умения, чтобы схватить врага с поличным.
— И что же он говорит, этот твой «турист»? Интересно, о чем они думают, такие вот деятели? Они до сих пор не уразумели, что все их потуги бесплодны, обречены на провал…
— Бешеная собака пытается укусить, пока не сдохнет…
— Бешеная собака… А помнишь, как было в послевоенные годы?
— Как не помнить! Особенно ту операцию, которую мы провели в Рава-Русском районе.
И в памяти Игнатова пронеслись картины того события, о котором вспомнил друг.
Шел 1949-й год. Родина залечивала раны, нанесенные войной. Трудящиеся западных областей Украины строили новую жизнь. Рабочие возводили новые заводы и фабрики, крестьяне объединялись в колхозы. А в лесах бродили банды — недобитки украинских буржуазных националистов. Очумевшие от ненависти ко всему советскому, они никак не могли смириться с тем, что трудовой народ бывшей Галиции навеки влился в дружную семью советских народов.