Незримые Академики (другое издание)
Шрифт:
– Слава уникальным качествам магистра Бенго Макароны! Уникальным качествам Макароны слава! Слава не! Слава не! Слава необыкновенному таланту, которым более никто не обладает! Слава! Слава ще! Слава ще! Слава щедрым богам! SINGULA SINGULAR SINGULA!
Примерно через полторы минуты Чудакулли кашлянул, магистр замахал палочкой, и хор вразнобой замолк.
– Я допустил нечто предосудительное, аркканцлер?
– Э… в общем, нет, магистр, но… э… не кажется ли вам, что получилось несколько… длинновато? – Чудакулли прекрасно слышал, что бывший декан не особенно старался подавить смешок.
– О,
– Но это должны петь футбольные фанаты, понимаете?
– Что ж, – произнес магистр, держа свою палочку довольно-таки угрожающим образом, – разве в обязанности образованных классов общества не входит задавать тон нижестоящим?
– Он прав, Наверн, – сказал заведующий кафедрой бесконечных штудий, и Чудакулли ощутил, как в нем пробудился дух покойного дедушки. Он порадовался, что в зале нет той служанки… как, бишь, ее? Ах да, Гленда, умница – но, пускай ее здесь и не было, очень похожее выражение Чудакулли заметил на лице Трева Навроде.
– В будни – быть может, – огрызнулся он, – но только не по субботам. В любом случае ты молодец, Ритурнель, и я надеюсь в будущем услышать что-нибудь еще.
Магистр музыки поспешно вышел, и хор, как один человек, резво зарысил следом.
Чудакулли потер руки.
– Ну, господа, может быть, покажете, чему вы научились?
Пока игроки рассредотачивались по залу, Натт сказал:
– Должен сообщить, что профессор Макарона делает огромные успехи. У него несомненный талант к футболу.
– Ничуть не удивлюсь, – бодро ответил Чудакулли.
– А библиотекарь, разумеется, – прирожденный вратарь. Особенно в связи с тем, что он, стоя по центру ворот, способен дотянуться до обоих столбиков сразу. Противникам будет нелегко его обойти. И, разумеется, вы тоже примете участие в игре, аркканцлер.
– Невозможно стать аркканцлером, если не умеешь схватывать на лету. Пока что я просто понаблюдаю.
И он стал наблюдать. Когда Макарона во второй раз, как серебряный вихрь, пронесся по всему залу и загнал мяч в ворота соперников, Чудакулли повернулся к Думмингу и сказал:
– Что скажешь? Мы ведь выиграем?
– Если только Макарона будет играть за вас, – ввернул бывший декан.
– Перестань, Генри. Давай, по крайней мере, здесь будем играть только в футбол.
– Полагаю, сегодняшняя тренировка скоро завершится, сэр, – сказал Думминг. – Сегодня, в конце концов, банкет, и нужно некоторое время, чтобы привести зал в порядок.
– Извини, шеф, но он прав, – подтвердил Трев, – а нам еще надо опустить люстру и поменять свечи.
– Да, но мы подготовили небольшую демонстрацию к сегодняшнему вечеру. Может быть, аркканцлер не откажется посмотреть? – спросил Натт.
Чудакулли взглянул на часы.
– Да, конечно, мистер Натт, но времени у меня мало, поэтому я непременно посмотрю ее потом. В любом случае вы все молодцы и отлично поработали! – прогремел он, уходя.
Ночной рынок как раз разворачивался на Саторской площади, когда Гленда и Джульетта сошли с омнибуса. Анк-Морпорк жил на улице и именно там черпал еду и развлечения – а поскольку в городе остро ощущалась нехватка
Гленда никогда не могла устоять перед соблазном заглянуть на рынок. Особенно сейчас. Она умела готовить все на свете, ей-богу, и очень важно было об этом помнить, чтобы в хаосе мыслей не утратить почву под ногами. И на рынке стояла Верити Колотушка, королева моря.
Гленда охотно общалась с Верити, которая всего в жизни достигла сама, хотя и не отказывалась от маленьких подарков судьбы, если таковые попадались на глаза (они были так широко расставлены, что Верити напоминала рыбу тюрбо). Как и океан, который ее обогащал, Верити имела скрытые глубины: она сколотила достаточно средств, чтобы купить одну лодку, затем другую и, наконец, целый ряд на рыбном рынке. Но она по-прежнему лично выкатывала тележку на площадь почти каждый вечер и продавала мидии, гребешки, креветки, крабов, рапан и свои знаменитые горячие рыбные палочки.
Гленда часто закупалась у Верити. Ровня, которая не угрожает твоему собственному благополучию, достойна уважения.
– Что, идете на большое чаепитие, девочки? – весело спросила Верити, помахивая палтусом в знак привета.
– Да, – гордо ответила Джульетта.
– Обе? – уточнила Верити, взглянув на Гленду.
Та твердо ответила:
– Ночная Кухня расширяется.
– Ну, лишь бы вам было весело, – отозвалась Верити, переводя взгляд (теоретически) с одной на другую. – На-ка, попробуй, это прелесть что такое. Дарю.
Она вытащила из ведерка краба. За него, как оказалось, уцепились еще трое.
– Крабовые бусы? – хихикнула Джульетта.
– Они всегда так, – ответила Верити, отцепляя бесплатных пассажиров. – Тупые, как кирпичи. Вот почему их можно держать в ведре без крышки. Если кто и пытается выбраться, остальные тащат его обратно. Ага, совсем тупые… – Верити подняла краба над зловеще булькающим котелком. – Сварить прямо сейчас?
– Нет! – ответила Гленда. Намного громче, чем рассчитывала.
– Ты в порядке, подружка? – поинтересовалась Верити. – Похоже, тебе нехорошо.
– Все в порядке. Правда. Просто запершило в горле. Ерунда.
«Ведерко с крабами. А я-то думала, что Пепе мелет чушь».
– Э… можешь его завернуть? Вечер предстоит долгий.
– Держи, – сказала Верити Колотушка, ловко обвязывая бечевкой нимало не сопротивляющегося краба. – Ты уж с ним разберешься, не сомневаюсь. Отличные крабы, очень вкусные. Но тупые, как кирпичи.
«Ведерко с крабами, – думала Гленда, пока они спешили на Ночную Кухню. – Вот что это такое. Те, кто живет в Сестричках Долли, смотрят косо, если девушка возвращается домой на троллейбусе. Ведерко с крабами… Почти все, чему учила меня мама, – сплошное ведерко с крабами. Почти все, что я говорю Джульетте, – тоже. Может быть, это всего лишь другое название для Толкучки. Внутри приятно и тепло, и ты забываешь о том, что есть снаружи. А самое плохое, что краб, который тянет тебя вниз, – по большому счету, ты сама». И тут у Гленды закружилась голова.