Незримые твари

Паланик Чак

Вынимаю первый пузырек. Это валиум, и я поднимаю пузырек, чтобы вся сотня Брэнди смогла прочесть ярлык.

– Бери, сколько сможем вынести, - говорит Брэнди.
– Потом переходи к следующему.

Вытряхиваю несколько голубых пилюль в карман сумочки к другим таблеткам валиума. В следующем пузырьке обнаруживаю дарвон.

– Дорогая, эта штука - во рту как райское блаженство, - Все Брэнди наклоняются, разглядывая пузырек, который я держу.
– Не страшно, если мы возьмем побольше?

Срок годности на этикетке истекает всего через месяц, а пузырек

до сих пор почти полон. Думаю, мы можем забрать почти половину.

– Ну-ка, - большая кисть, унизанная кольцами, тянется ко мне со всех сторон. Десятки больших рук подносят ко мне открытые ладони.
– Дай Брэнди парочку. У принцессы снова болит поясница.

Вытряхиваю десяток капсул, и сотня рук кладет тысячу транквилизаторов на красные ковры языков во всех ртах в стиле "Незабудка". Самоубийственная доза дарвона соскальзывает в темные подземелья континентов, образующих мир Брэнди Элекзендер.

Внутри следующего пузырька - маленькие фиолетовые овалы 2,5-миллиграмового премарина.

Это сокращение от "Pregnant mare urine", "моча жеребной кобылы". Это сокращение от тысяч бедных лошадок в Северной Дакоте и в центральной части Канады, обреченных стоять в тесных темных стойлах со вставленными в зад катетерами, назначение которых - собрать каждую каплю мочи; а выпускают лошадей лишь затем, чтобы они могли очередной раз трахнуться. Смешно то, что такая же картина почти в точности описывает долгое и основательное пребывание в больнице, - но это уже из моего личного опыта.

– Не надо так на меня смотреть, - объявляет Брэнди.
– Принимай я эти пилюли, или не принимай - жеребят из мертвых не вернешь.

В следующем пузырьке круглые шершавые 100-миллиграмовые таблеточки алдактона.

Наша хозяйка, сдается мне, всерьез подсела на женские гормоны.

Обезболивающее и эстроген - для Брэнди они словно два единственных рациона питания, и она повторяет:

– Дай, дай, дай, - ест немного маленьких таблеток эстинила с розовым покрытием. Выталкивает несколько бирюзово-голубых таблеток эстрейса. Втирает немного вагинального премарина вместо крема для рук и заявляет:

– Мисс Кей?
– говорит она.
– У меня уже кулаки не сжимаются. Как думаешь, может, ты разберешься тут со всем остальным, а я пока прилягу?

Сотни меня, расклонированные в розовых зеркалах ванной, - мы все обследуем запасы косметики, пока принцесса отправляется вздремнуть в салатно-розовой и старомодно-балдахиновой роскоши центральной ванной комнаты. Обнаруживаю дарвоцет, перкодан и компазин; нембутал и перкоцет. Оральные эстрогены. Антиандрогены. Прогестон. Трансдермальный эстрогеновый пластырь. Не нахожу ни одного цвета косметики Брэнди: нету румян "Дикая Роза". Нету теней для глаз "Горячая Брусника". Обнаруживаю вибратор со вздувшимися и потекшими, севшими батарейками внутри.

Думаю: вот, значит, какова старуха, владеющая этим домом. Покинутые всеми, набирающие возраст, объевшиеся колес пожилые дамы, которые становятся все невидимее с

каждой минутой старения, не должны носить чересчур много грима. Не должны выбираться на прогулки почесать горячую точку. Не должны потеть, отплясывая буги на вечеринках. Мое дыхание скапливается несвежим жаром под вуалями, под отсыревшими слоями шелка, сеточки и хлопкового жоржета; я поднимаю их первый раз за день, и во всех зеркалах смотрю на розовое отражение того, что осталось от моего лица.

Свет мой, зеркальце, скажи: кто на свете всех милее?

Злая царица была дурой, когда играла в белоснежкину игру. Существует возраст, после которого женщина должна переключиться на новый вид силы. Деньги, например. Или оружие.

"Я живу, как мне нравится", - говорю себе, - "И мне нравится, как я живу".

Говорю себе - "Я это заслужила".

"Все в точности так, как мне хотелось".

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

До встречи с Брэнди хотелось мне лишь одного: чтобы кто-нибудь спросил, что случилось с моим лицом.

– Птицы склевали его, - хотела бы я ответить.

Птицы склевали мое лицо.

Но никто не желал знать. А потом - никто, кроме Брэнди Элекзендер.

Только не надо думать, что вышло грандиозное стечение обстоятельств. Мы обязаны были встретиться. У нас столько общего. У нас все очень близко. К тому же, некоторые быстрее, некоторые медленнее - но в итоге все мы уродуемся. Многим женщинам знакомо ощущение того, как с каждым днем становишься все невидимей. Брэнди долгие месяцы проторчала в больнице, и я тоже, - а существует не так уж много больниц, где проводят крупные операции по косметологической хирургии.

Переключимся назад, на сестер милосердия. Им обязательно надо всех дергать, - этим монашкам, которые работают медсестрами. Одна сестра рассказывала мне о каком-то пациенте с другого этажа, очень милом и очаровательном. Он был адвокатом и умел показывать магические фокусы при помощи одних только рук и бумажной салфетки. В тот день медсестра была из монашек, которые носят медицинский вариант обычной церковной формы, и она рассказала тому адвокату обо мне все. Ее звали сестра Катерина. Она рассказала ему, что я мила и чиста, и заметила - как здорово было бы, если бы мы с ним встретились и безумно друг в друга влюбились.

Так и сказала.

На полпути вниз по переносице у нее очки в тонкой оправе, через которые она меня разглядывает: очки с вытянутыми квадратными линзами, как предметные стекла для микроскопа. Из-за мелких полопавшихся капилляров кончик носа у нее постоянно красного цвета. Она зовет это "розацея". Ее легче представить живущей в пряничном домике, чем в монастыре. Замужем за Санта-Клаусом вместо Господа Бога. Крахмальный передник, который она носит поверх одеяния, так сверкает белизной, что в первый приезд сюда, прямо с места большой автомобильной аварии, помню, от него отсвечивало каждое пятно моей крови.