Незримые узы
Шрифт:
— Звучит неплохо, — заметила Аликс.
— Кроме того, он занимается разведением борзых. Он и сам напоминает мне борзую — такой же элегантный и аристократичный. Ручаюсь, он мог бы стать кинозвездой, если бы захотел… если, конечно, не учитывать, что он — будущий бенефиций Сан-Мигеля! Так там называют президента, хотя по тому, что рассказывает Тонио, это скорее король или император.
— Думаю, определение «диктатор» здесь более уместно… — мрачно изрекла Аликс, но Ким, охваченная счастьем, вряд ли слышала ее.
— Тебе надо с ним познакомиться, Аликс! Мы вместе поужинаем. Я сказала ему, что ты — дочь Льюиса Брайдена.
— Бывшая
На другом конце провода возникла небольшая пауза, и Аликс подумала, что Ким уже забыла, как его зовут.
— Ты имеешь в виду Пьера? О, там все кончено! Мама дала ему от ворот поворот. И мне жаль твоего приятеля, Джеффа, но, значит, не судьба. Потому что сейчас я и в самом деле… — она вздохнула, — и в самом деле влюблена по уши!
Как нечто сверхъестественное могло в то же время быть реальностью, оставалось выше разумения Ким. Даже в своих любимых романах она не встречала ничего подобного по сравнению с тем, как ухаживал за ней Тонио. Они ужинали и танцевали в роскошных ресторанах и, поскольку оба обожали ходить по магазинам, часто проводили время в «Бергдорфе» и «Балгари», скупая все, что привлекало внимание Тонио.
— Мы ведем себя как дети в магазине игрушек, — заметила как-то Ким, вызвав смех Тонио. Они были вместе ежедневно с полудня до позднего вечера.
Он был сногсшибательно красив, ее Тонио, со своей смуглой кожей, темными сверкающими глазами и черной шевелюрой. Стройное телосложение он унаследовал от своей матери, бывшей французской манекенщицы. Во всем остальном он походил на отца, то есть был энергичным, властным и подверженным резким перепадам настроения.
Тонио мог становиться высокомерным, если что-то ему не нравилось. Когда они с Ким ужинали вместе еще только во второй раз, он чуть не добился увольнения официанта, который принес им недостаточно горячее блюдо, — расценив это как преступление. Ким отметила про себя его вспыльчивый нрав, но тут же решила, что для нее это не имеет значения, потому что не могла представить себе ситуацию, при которой стала бы в чем-то ему перечить: Тонио был таким опытным и уверенным в себе мужчиной!
Тридцатитрехлетний Тонио был среднего роста, с подтянутой и мускулистой фигурой бегуна. По утрам он два часа занимался спортивными упражнениями и строго соблюдал диету. В Нью-Йорке он остановился в консульстве Сан-Мигеля, занимавшем особняк из известкового кирпича на Восточной Семидесятой улице, где у него были отдельные апартаменты, обставленные антикварной мебелью времен Французской Империи. Формально он входил в состав дипломатического корпуса.
— Внешний вид значит очень много, — внушал он Ким.
Его собственный внешний вид был безукоризненным — от искусной, по последней моде удлиненной стрижки до итальянских костюмов и обуви из крокодиловой кожи. Он преклонялся перед физической красотой. Именно она в первую очередь привлекла его внимание к Ким.
— Это вовсе не значит, что одной красоты достаточно, мой ангел, — объяснял он ей одним ясным вечером, когда они плыли на зафрахтованной яхте по Ист-Ривер, — потому что у меня было много красивых женщин, могу тебя заверить. Но они очень быстро разонравливались
— И?.. — Ким посмотрела на него этими фиалковыми глазами, излучающими любовь. С Тонио ей незачем было сдерживать свои чувства.
— И! — Он нежно поцеловал ее в губы. — Ты оказалась даже лучше.
Больше всего она нравилась ему в одежде белого или мягких пастельных тонов, потому что они как бы подчеркивали ее молодость и невинность. Он называл ее «мой ангел», «моя принцесса», «моя жемчужина».
Однажды они танцевали в музыкальном салоне с зеркальными стенами.
— Взгляни на нас со стороны… — шепнул он ей на ухо.
Она посмотрела. Привлекательный, смуглый, элегантный молодой человек с черными блестящими волосами и нежная златокудрая красавица — они являли собой пару, словно сошедшую с обложки модного журнала или со страниц волшебной сказки.
Больше всего Ким удивляло то уважение, с которым Тонио относился к ее матери. Они прекрасно ладили друг с другом и часто вели долгие беседы, пока Ким переодевалась к выходу, поэтому она даже не знала, о чем они говорят.
— Мне нравится, что вы с матерью так близки, — как-то признался Тонио. — Уважение к старшим, признание их авторитета нечасто теперь встречаются в нашем мире. Слишком много девушек твоего возраста стараются вести мужеподобный образ жизни. Вся эта болтовня о свободе, независимости… Все это ненамного лучше, чем быть обыкновенной шлюхой. — Черные глаза его сердито сверкнули. — Феминистки — так они себя называют… Меня коробит от одного только этого слова! Что может быть женственнее нежности и покорности? Я иногда думал, что мне следует поискать свою суженую в монастыре. Но воспитанницы монастыря слишком провинциальны! И ни одна из них так не хороша, как ты!
Ким покраснела и опустила глаза: впервые он заговорил о браке.
— Что ты думаешь об этом, мама? — В тот вечер она забралась к матери на кровать, трепеща от волнения. — Он собирается сделать мне предложение, да?
Бетт была в этом уверена. Но наряду с предложением, действительно последовавшим через несколько дней, на свет появились и определенные условия.
В то утро Ким отправилась по магазинам, а когда вернулась, то застала Тонио и Бетт, о чем-то совещающихся с заговорщицким видом в гостиной. Лица их были очень серьезны. Ким отослали в ее комнату до специального приглашения. Она попыталась подслушать под дверью, но тщетно. Самый громкий звук, который она слышала, оказался биением ее собственного сердца.
Немного погодя в комнату вошла Бетт, раскрасневшаяся от волнения.
— Тонио уехал, — сообщила она. — Если все пойдет хорошо, он вернется вечером с обручальным кольцом. Он уже разговаривал со своим отцом. Теперь о том, до чего мы с ним договорились.
Тонио потребовал от своей невесты две гарантии. Первая: они будут венчаться в католической церкви.
— О Боже! — простонала Ким.
— Никаких проблем, моя радость. Мы всегда были католиками.
Ким в изумлении уставилась на нее.