Незваный гость
Шрифт:
Волков привстал и поклонился.
— Мадам Фараония, благодарю, что откликнулись на просьбу. Будьте любезны присесть.
Она рухнула в кресло для посетителей, полы собольей шубы укрыли спинку, отчего с моего места казалось, что восседает перед чиновником горбунья.
— Не трудитесь представляться, юноша, в вас тайн для меня нет, ибо внутренним взором постигаю я такие глубины…
— Вы ведь в имперских чародейских списках значитесь? — перебил Григорий Ильич. — Правда не под творческим псевдонимом, а…
Он повесил многозначительную
— Состою, только не афиширую, от сил тех толку немного, только помехи в коммерции. Дальше что?
— Не откажетесь проконсультировать нас именно в чародейской своей ипостаси?
Что-то такое в этом Волкове было, не чародейское, нет, что-то исконное, мужское, отчего немолодая уже Фараония девически покраснела.
— Вам не откажу.
Ящик стола скрипнул; Григорий Ильич опустил в него руку, пошарил, извлек обрезок веревки, спрятал, сызнова пошарил и выложил на зеленое сукно ленту не определенного мною навскидку материала в лилово-зелено-бурых разводах.
Провидица посмотрела, ее жирно подведенные губы сложились в брезгливую гримасу.
— Навский артефакт подчинения, сейчас неактивный. Где нашли?
— С этой вот барышни снял.
Серебристые глаза мадам взглянули на меня мельком.
— И каким же образом, господин пристав? В дудку дудели? Арканы плели? Хотя погодите, — она вытянула складчатую черепашью шею, — вы его разорвали чем-то мощным.
Волков кивнул на стенной шкаф, к дверце которого была прислонена трость. Фараония проследила за его взглядом, кивнула.
— Достойная работа. Что ж, артефакт вы уничтожили, починке он не подлежит, а жаль, стоит он немало. Простите, чисто гипотетически, если предположить, что существует некий тайный рынок навских диковинок, цена достигла бы двух тысяч серебром.
— А действовал как? — спросила я, черный рынок меня не интересовал.
Собеседники повернулись ко мне с таким видом, будто стена заговорила. Пришлось уточнить:
— Когда в силе был.
Мадам сложила губы трубочкой и издала мелодичный долгий свист. Лента на столе ожила, свилась кольцом, стала похожа на безголовую, но весьма опасную притом змею, и опала, только свист прекратился.
— В комплекте дудочка должна идти для управления, — пояснила Фараония. — Не простая, навья, без нее артефакт с жертвы не снять. Жертва же волю теряет, дудочнику подчиняется, что он скажет, то и исполнит.
— А чтоб набросить? Это только дудочник может?
Мадам посмотрела на Волкова, тот кивнул, чтоб отвечала.
— Кто угодно, любопытная вы барышня. Набросить мог кто угодно, но вот слушаться вы стали бы именно владельца дудки.
Подумав немного, я решила:
— Носильщик меня змеей наградил, точно он. Инструмент же прятался у извозчика, подельники они, обоих брать надо.
— Как прикажете, госпожа суфражистка, — улыбнулся Григорий Ильич. — Браво! Без вас ни за что бы не разобрались.
Что значит закончим? Я даже поежилась от тревожного предвкушения. Чародейка же, разомлевшая от «голубушки», наконец посмотрела на меня с интересом.
— Евангелина Романовна, — ворковал Волков, — валеночек ваш мы сейчас снимем да посмотрим с драгоценной нашей помощницей, чем вам ножку покалечило, моей палицей или остаточным фоном поганой навской волшбы.
Тут в кабинет явился регистратор Давилов с подносом, и, пока он расставлял на столе стаканы в канительных подстаканниках, начальник его достал откуда-то нож и пошел на меня. Я взвизгнула и вжалась в диван, Давилов дрогнул, стаканы звякнули. Фараония басовито расхохоталась:
— Не бойся, рыжая, если ногу отнимать придется, я тебя в сон колдану, чтоб не мучилась. Кличут-то тебя как, Евангелина? Евой? Нет, погоди, сейчас.
— Гелей, — глумился вооруженный мизогин. — Молодец, говорят, Гелюшка, что спокойно осмотреть себя позволяешь.
От частичного цитирования моих ночных бредней бросило в жар. Волчара ты позорный, Григорий Ильич. Как можно?
Запах по помещению разносился престранный, будто жженым сахаром потянуло. Я заметила, как паучьими лапками шевелятся длинные пальцы Фараонии, чардейка плела арканы.
— Осади, — вдруг прикрикнула она, — как тебя, Грегор? Не трожь! Ты, жирный Евсей — да, ты! — вон ступай, у порога сторожи, чтоб не мешали. Да к чарке от сегодняшнего дня прикладываться не смей, печенка у тебя скоро наружу полезет, не бросишь пить, до травеня не доживешь, сиротами Пашку, Машку, Глашку и Наташку оставишь. Наташка, к слову, не от тебя.
Давилов хлопнул дверью и, судя по звуку снаружи, в аффекте к ней привалился. Волков стоял надо мною, послушно замерев.
Грегор? Не берендиец он, что ли?
Чародейка поднялась, оставив на стуле соболью шубу, шагнула к столу и не торопясь, один за другим выпила три стакана чайного кипятка.
— Такое дело, — проговорила задумчиво, выпуская из ушей струйки белого пара, — навья волшба с чардейством может такие брожульки устроить, что никому мало не покажется. Поэтому действовать будем осторожно. Геля, снять валенок можешь?
Подергав и так и эдак, я со вздохом ответила:
— Никак не получается. Только я ведь там все осмотрела перед ночевкой и наутро, до того как валенки натянуть, ушиб был изрядный, синяк.
— Кровь?
— Не было крови.
— Или ты не заметила, и царапинки малой довольно. Бери-ка у нашего стража порядка нож да сама режь.
— Ногу?
— Голенище.
— А почему этого не могу сделать я? — вклинился Волков.
— По кочану! Руки лишними стали?
— И мне мои не лишние, — напомнила я, отобрав все-таки нож.