НФ: Альманах научной фантастики 31 (1987)
Шрифт:
– Это наш динозавр, - сказал Хоскинс.
– Он находится здесь несколько месяцев. Уж не знаю, когда мы сможем с ним расстаться.
– Динозавр?
– А вы ожидали увидеть гиганта?
Она улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.
– Мне кажется, что некоторые их так себе и представляют. Я-то знаю, что существовали динозавры небольшого размера.
– А мы старались извлечь из прошлого именно маленького динозавра. Его все время обследуют, но сейчас, видно, его ненадолго оставили в покое. Эти обследования дали интереснейшие результаты. Так, например, он не является в полном смысле слова холоднокровным животным.
– А для чего нужна самка?
В его глазах промелькнула откровенная насмешка.
– В этом случае мы, возможно, получили бы оплодотворенные яйца, а следовательно, и детенышей динозавра.
– Ах, да.
Он повел ее к отделению трилобитов.
– Это профессор Дуэйн из Вашингтонского университета, - сказал Хоскинс.
– Специалист по ядерной химии. Если мне не изменяет память, он занимается определением изотопного состава кислорода воды.
– С какой целью?
– Это доисторическая вода; во всяком случае возраст ее исчисляется по крайней мере полумиллиардом лет. Изотопный состав позволяет определить температуру океана в ту эпоху. Самого Дуэйна трилобиты не интересуют, их анатомированием занимаются другие ученые. Им повезло: ведь им нужны только скальпели и микроскопы, тогда как Дуэйну приходится для каждого опыта устанавливать сложный масс-спектрограф.
– Но почему? Разве он не может?..
– Нет, не может. Ему нельзя ничего выносить из этого помещения, пока существует хоть какая-то возможность избежать этого.
Здесь были также собраны образцы первобытной растительности и обломки скал - это и были растения и минералы, о которых упомянул Хоскинс. У каждого экспоната имелся свой исследователь. Все это напоминало музей, оживший музей, ставший центром активной научной деятельности.
– И всем этим руководите вы один?
– О нет, мисс Феллоуз, слава богу, в моем распоряжении большой штат сотрудников. Меня интересует только теоретическая сторона вопроса: время как таковое, техника мезонного обнаружения удаленных во времени объектов и тому подобное. Все это я охотно променял бы на метод обнаружения объектов, удаленных во времени менее чем на десять тысяч лет. Если бы нам удалось проникнуть в историческую эпоху…
Его прервал какой-то шум у одной из отдаленных камер, откуда донесся до них чей-то высокий раздраженный голос. Хоскинс нахмурился и, извинившись, поспешил в ту сторону.
Мисс Феллоуз почти бегом бросилась за ним.
– Неужели вы не можете понять, что мне необходимо закончить очень важную часть моих исследований?
– крикливо вопрошал пожилой мужчина с красным, обрамленным жидкой бородкой лицом.
Служащий, на лабораторном халате которого были вышиты буквы «СИ» («Стасис инкорпорейтид»), сказал, обращаясь к Хоскинсу:
– Профессора Адемевского с самого начала предупреждали, что этот экспонат будет находиться здесь только две недели.
– Я тогда еще не знал, сколько времени займут мои исследования, я не пророк!
– возбужденно выкрикнул Адемевский.
– Вы же понимаете, профессор, что мы располагаем весьма ограниченным пространством, - сказал Хоскинс.
– Поэтому мы вынуждены время от времени менять
– Почему же я не могу получить его в личное пользование? Разрешите мне унести его отсюда.
– Вы знаете, что это невозможно.
– Вам жаль отдать мне кусок халкопирита, этот несчастный пятикилограммовый обломок? Но почему?
– Нам не по карману связанная с этим утечка энергии!
– раздраженно воскликнул Хоскинс.
– И вам это отлично известно.
– Дело в том, доктор Хоскинс, - прервал его служащий, - что вопреки правилам профессор пытался унести минерал с собой и чуть было не прорвал «Стасис».
На мгновение все умолкли. Повернувшись к ученому, Хоскинс холодно спросил:
– Это правда, профессор?
Адемевский смущенно кашлянул.
– Видите ли, я не думал, что это нанесет ущерб…
Хоскинс протянул руку и дернул за шнур, свободно висевший на наружной стене камеры, перед которой они сейчас стояли.
У мисс Феллоуз, которая в тот миг разглядывала этот ничем не примечательный, но вызвавший столь горячий спор кусок камня, перехватило дыхание - на ее глазах камень мгновенно исчез. Камера была пуста.
– Я очень сожалею, профессор, - сказал Хоскинс, - но выданное вам разрешение на исследование объектов, находящихся в «Стасисе», аннулируется навсегда.
– Но погодите…
– Я еще раз очень сожалею. Вы нарушили одно из наших самых важных правил.
– Я подам жалобу в Международную Ассоциацию…
– Жалуйтесь кому угодно. Вы только убедитесь, что в случаях, подобных этому, никто не заставит меня отступить.
Он демонстративно отвернулся от продолжавшего протестовать профессора и, все еще бледный от гнева, сказал, обращаясь к мисс Феллоуз:
– Вы не откажетесь позавтракать со мной?
Он провел ее в ту часть кафетерия, которая была отведена для членов администрации. Он поздоровался с сидевшими за столиками знакомыми и спокойно представил им мисс Феллоуз, испытавшую мучительную неловкость. «Что они подумают?» - эта мысль не давала ей покоя, и она изо всех сил старалась принять по возможности деловой вид.
– Доктор Хоскинс, у вас часто случаются подобные неприятности?
– спросила она, взяв вилку и принимаясь за еду.
– Я имею в виду это происшествие с профессором.
– Нет, - с усилием ответил Хоскинс, - такое произошло впервые. Мне, правда, частенько приходится спорить с желающими вынести из «Стасиса» тот или иной экспонат, но до сегодняшнего дня никто еще не пытался сделать это.
– Мне помнится, вы однажды сказали, что с этим связан большой расход энергии.
– Совершенно верно. Мы, конечно, постарались учесть такую возможность, так как подобные случаи будут повторяться, и у нас имеется теперь специальный запас энергии, рассчитанный на покрытие утечки при непредусмотренном выносе из «Стасиса» какого-нибудь предмета. Но это не означает, что нам доставит удовольствие за полсекунды потерять годовой запас энергии. Ведь ущерб, нанесенный нашему капиталу потерей такого количества энергии, заставил бы нас на долгие годы отложить дальнейшее претворение в жизнь планов проникновения в глубины времени… Кроме того, вы можете себе представить, что случилось бы, находись профессор в камере в тот миг, когда «Стасис» был прорван!