НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 26 (1982)
Шрифт:
Человеческая мозаика внизу ожила, задвигалась, будто в калейдоскопе, и ринулась вверх, к проходам. Давка, столы, визг. Те, кому удавалось перебраться за спасительный барьер, с любопытством толкались в проходе, образуя еще большую пробку. А внизу вода, казалось, кипела, заливая котлован, в бурлящей белой пене один за другим исчезали зрительные ряды, шум воды заглушал крики тонущих, ржанье обезумевших лошадей.
Вода прибывала. Добравшиеся до верхнего ряда, не в силах выбраться через проход, пытались дотянуться до барьера — всего три метра отвесной стены. Если стать друг Другу
Два-три раза в жизни мне приходилось наблюдать подобные сцены, когда невозмутимость зрителей и моя собственная невозмутимость представлялась вполне естественной. Спасать — обязанность спасательных служб, они несут за это ответственность и наказываются за человеческие жертвы,
Но сейчас… Эти искаженные ужасом, запрокинутые ко мне лица, почти все в масках, — будто сцены из какой-то жуткой оперетты! Бетяне страдающие, бетяне, не похожие на бетян! Желание броситься туда, к ним, навстречу умоляющим лицам и протянутым ко мне рукам. Я не задумывалась, чем конкретно могу им помочь, но я рванулась из рук Эрла. Я кричала, била кулаками в чьи-то спины. На какое-то мгновение мне удалось овладеть вниманием толпы. Однако происходящее внизу представляло для них несравненно больший интерес, чем истерика какой-то особы. Не помню, как я очутилась в объятиях Эрла, меня трясло, будто от холода, а он твердил:
— Прекрати! Они же не люди. Слышишь, Николь, они не люди. Не люди!
Плотина рухнула, и река с победным ревом устремилась в отвоеванный котлован. Прибыли аэрокары спасательной службы, из них посыпались в воду водолазы. Толпа расходилась. У барьера, кроме нас, осталась лишь группа детей, обступивших инженераспасателя.
— Шеф, вытащите мисс Берту. Мы из двести пятого интерната, это наша воспитательница. Блондинка, в красном платье. Вытащите, шеф…
Нет, я не одинока в своей реакции, кому-то тоже не по себе. Дети. Им хочется, чтобы ее спасли. Мне даже показалось, что я ее помню — светловолосую девушку в красном платье, помню ее запрокинутое ко мне лицо, сползшую на затылок форменную шапочку интерната номер 205.
Я прижалась к толстой стриженой девчонке, похожей на маленькую Ингрид, гладила ее теплый колючий затылок.
— Вытащите ее. Она должна показать нам дрессированных сломов. У нее билеты. Наши билеты…
— Я позвоню, вас пустят так, — сказал спасатель, — двести пятый?
— А га. Спасибо, шеф. Бежим.
Девочка оттолкнула меня, полумаска соскользнула на шею. Ее спокойные глаза. В них ничего не было.
Мы были одни. Среди живых мертвецов с обращенными внутрь глазами. Наше единение с ними оказалось иллюзией.
Земля-бета окончательно перестала быть нам родиной. Мы стали здесь чужаками, инопланетянами.
Двое с Земли-альфа, два человека — Адам и Ева. Я вдруг впервые по-настоящему осознала разделяющую нас и их пропасть. Это была пропасть между прежней и нынешней Ингрид Кейм.
Планета невозмутимых и спокойных, И мы, навсегда обреченные среди них на одиночество.
Их преимущество
Мы можем говорить им какие угодно слова, кричать, плакать, биться головой о стену.
В лучшем случае они глянут на нас с любопытством. И пройдут мимо.
Но мы никогда не перестанем страдать от их равнодушия и непонимания. Потому что мы — другие.
Мне стало страшно. И Эрл, будто почувствовав это, стиснул мою руку. Мы по-прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но теперь мой взгляд с болезненной остротой выискивал все новые доказательства нашей обособленности, нашего несходства с ними.
Сидящие в одиночку на скамейках, прямо на земле. Иногда группами, но все равно в одиночку. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? Этого никто не знает, и это никому не интересно, кроме них самих!
На дороге сидит девушка, видимо, ушибла или вывихнула ногу. Толпа обтекает ее, как река подводную корягу, спутник ее, видимо, ушел с другой, а она сама терпеливо ждет, когда ее подберет дежурный медицинский аэрокар. Когда-то это тоже показалось бы мне вполне естественным. А теперь я сразу же представила себя на ее месте.
Очень болит нога, Эрл ушел, безучастная толпа обтекает меня, как корягу.
Я невольно замедлила шаг. Эрл понял, почему, поморщился, но все же попытался перенести ее на траву, в сторону от толчеи.
Девушка отталкивала его, скулила, он пытался ей что-то втолковать, а я ждала, и толпа обтекала меня — оценивающие мужские взгляды, прикосновения каких-то горячих липких рук, все эти слоны, бегемоты, медведи, волки. Здоровые, сытью, мускулистые и… мертвые. Синее море. Розовый закат.
Я вспомнила, как Эрл однажды развел в лесу костер, как мы смотрели на изменчивое трепетное пламя, которое казалось живым именно из-за своей неопределенности, полутонов, многоликости, трепетности. Костер излучал тепло.
После этого свет искусственных ламп показался мне удручающе безжизненным и холодным. Они и мы. Наконец Эрл вернулся.
— Пустая затея. Она даже не понимает, чего я от нее хочу. Пусть валяется. Они не люди.
— Вспомни, мы были такими же.
— Ничего не хочу вспоминать. — Он поднял меня и понес кудато прочь от дороги. Эрл хотел, чтобы я тоже забыла, прижимая меня к себе исступленно и ревниво. Трава становилась все выше, расступалась с мягким шуршанием, гогот и крики постепенно стихли, потерявшись в сонном стрекоте кузнечиков.
Он бережно опустил меня на траву и с видимым облегчением содрал маску. Шепотом попросил:
— Хочу тебя видеть.
И хотя это было неосторожно, я тоже сняла маску. Его голодный взгляд набросился на мое лицо, в котором все больше проступали черты Ингрид Кейн.
Глаза в глаза. Эрл! Взлет вместе. Не может быть… Потом Я падаю. Одна.
Мы стосковались по лицам друг друга.
Эрл вытянулся на спине, разбросав руки, особенно худой и нескладный в своем маскарадном трико. Его голова у меня на коленях, глаза закрыты, он еще где-то там, со мной, сейчас для него весь мир — в прикосновении моих пальцев.