НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 4 (1966)
Шрифт:
– Ничего особенного… Неужели? Ах, боже мой… Что вы говорите!
"Доброжелатель" информирует о моем странном поступке на междуведомственном совещании", - безошибочно определил Чебукин.
– Нет, нет, он сумеет взять себя в руки, - говорила жена.
"Положение неустойчивое. Любопытно, кто обрадуется, когда я загремлю?
– спросил он самого себя.
– Прохвост Прожогин? У Прожогина больше всего шансов занять мое место. Потом Петр Петрович; Петр Петрович станет заместителем. Нет… вернее всего, свалит меня
Чебукин засмеялся, такой странной и одновременно вероятной была эта догадка. "Не кто иной, как Чебукин-бис".
– Опять карьера, карьера, мелкий и суетный человек, - раздраженно сказал внутренний голос.
– Не пора ли, как выражались в старину, подумать о душе?
– Давно пора, - согласился Чебукин и вздохнул. Ему припомнилось милое лицо Ирины и захотелосьнапеть мотив, услышанный от нее, это дивное лю-лю-ра-рата-та-лю-лю-та…
Получилось нечто совсем иное, хотя тоже знакомое.Он напрягся и вспомнил: "Да это же "Там, вдали, за рекой",походная песня, заученная в юности, во время срочнойслужбы".
– Там, вдали, за рекой загорались огни. В небе ясном заря догорала… - промурлыкал он.
Жена услышала и, выйдя в коридор, тоненько сказала:
– Васе-е-чек… может быть, чае-е-ечечку… горя-я-я-ченького, кре-е-е-е-пенького?
Сострадание она умела выражать только так: растягивая гласные.
Чебукин не откликнулся. Сердито дыша, он бормотал про себя одно и тоже: "Там, вдали, за рекой… Там, вдали, за рекой…"
– А ты знаешь, почему песенка так крепко засела у тебя в голове?
– шепнул внутренний голос.
– Н-нет. Воспоминания юности?
– неуверенно спросил Чебукин.
– Романтика, юность… Вздор, голубчик. Разве не ты в качестве директора Института эстетики, получив наводящий запрос, подмахнул резко отрицательный отзыв об этом "упадочническом произведении". А через известное время по второму наводящему запросу состряпал другой-безоговорочно положительный отзыв…
– Что же тут такого?
– вмешался бис.
– Некоторые произведения искусства в свете одной, э-э, исторической эпохи играют совершенно иную роль, чем те же, так сказать, произведения искусства в свете другой, э, исторической эпохи. Азбучная истина.,"
– Завел шарманку, - огрызнулся Чебукин, хотя бис защищал его от внутреннего голоса.
Чебукину вдруг снова показалось жизненно необходимым заменить сомнительное доброе дело другим, настоящим.
И заменить сейчас же, будто только после этого появится хоть какая-то защита и против биса и против внутреннего голоса.
– Доброе дело… Доброе и смелое дело…-бормотал он про себя.
– Добро… Зло…-снова вкрадчиво вмешался бис.
– Ты в плену абстрактных категорий… идеалистических, общечеловеческих понятий. Предоставь другим; судить о тебе. Твоя биография и, э-э, анкеты всегда радовали глаз компетентных работников. Неужели ты случайно дослужился
– Позволю себе заметить, - сухо перебил внутренний голос, - что у Клавдия, короля Дании, тоже, по-видимому, были безукоризненные, радующие глаз анкеты. А то, что он влил малую толику яда в ухо неосмотрительно уснувшему и потерявшему здоровую бдительностьбрату - отцу Гамлета, анкеты не отразили. Там и вопроса такого нет: "Отравлял ли ты ближних своих?"
– Яд!! Убийство!!
– с негодованием вскричал бис. ("Боже, какой ложный пафос!" - подумал Чебукин).
– Вы переходите все границы, милейший… Не посмеете же вы обвинять нас, меня и Чебукина настоящего, в…
– В отравительстве?
– внутренний голос хохотнул.
– Но яды бывают разные… Некоторые поражают только душу…
– Идеализм!.. Субъективизм… Махизм… - кричал бис.
Чебукин прикрыл голову подушкой, пытаясь столь наивным способом заглушить спорящие голоса, слушать которые он уже был не в силах. "Я теперь больше похож на арбитражную комиссию, чем на обычного человека, - думал он.
– Так не может продолжаться. Я не выдержу".
Как ни странно, подушка помогла. А может быть, голоса затихли сами собой.
В тишине Чебукин снова принялся искать подходящее доброе дело.
"Прожогин? Ну, конечно же", - обрадованно вспомнил он и помедлил, давая время высказать свои мнения и внутреннему голосу и бису.
Те молчали… Их пассивность обнадеживала.
Чебукин вспомнил.
В прошедшие годы Прожогин попал в ссылку и крайне нуждался. Профессор Лядов, старый учитель Прожогина, подбирал книги и другие материалы для статей и заметок. пересылал их ссыльному, а затем, напечатав сочинения своего подопечного, по необходимости без подписи, переводил автору гонорар.
Человек скрупулезно аккуратный, Лядов сохранял извещения на получение гонорара и квитанции переводов в специальном конверте.
Когда через несколько лет Прожогин вернулся, здоровый и - в немалой степени благодаря заботам своего старого учителя - вполне благополучный, профессор уронил слезу и с некоторой торжественностью вручил ученику упомянутый конверт, сказав между прочим, чтобудет счастлив, если после его, Лядова, кончины Прожогин примет кафедру и продолжит начатые учителем изыскания.
Подробности трогательного свидания учителя с учеником стали широко известны со слов Прожогина.
А еще через известное время Прожогин подал куда нужно заявление, обвинив Лядова не только в теоретических ошибках, но прежде всего - в связях с врагами народа и помощи врагам народа. В качестве доказательств он приложил к своему манускрипту сколотую рукой Лядова пачку квитанций, свидетельствующую о том, что профессор переводил ему, Прожогину, бывшему тогда врагом народа, деньги и поддерживал с ним, Прожогиным, бывшим тогда врагом народа, оживленную переписку.