Ни с тобой, ни без тебя (сборник)
Шрифт:
– А сама себе она не может ноги помыть?
– Не может. Живот мешает.
Вера и Варя разглядывали Лизу, но от комментария удерживались. Лиза хмуро смотрела в землю. На ее личике застыло высокомерное равнодушие.
– Как тебя зовут? – спросила Вера.
Лиза не ответила. Повернулась и пошла прочь.
– Нам пора идти, – сказала Вика. – У нас сиеста.
– А сиеста – это что?
– Послеобеденный сон.
Подруги проводили Вику до проходной. Смотрели, как она влезает в джип, будто в другую жизнь, где все не так, где сон – сиеста,
Дед действительно нашел себе подругу – шестидесятилетнюю Анну Тимофеевну из города Ессентуки. Она приехала в Москву на заработки, жить ей было негде, и дед предложил свою жилплощадь, а в придачу нежность и любовь. Анна Тимофеевна с благодарностью приняла то, другое и третье. В ответ она готовила деду полный обед: борщ, жаркое и компот. Все очень вкусно, из продуктов деда, разумеется. Но ведь продукты – это не все. Главное – совместное застолье.
Дед воспрянул и помолодел. Вика была за него рада, но единственное – ей стало немножко некуда приходить. Анна Тимофеевна распространилась по всей квартире, и Вика не могла найти свободного угла. В конце концов она решила оставаться с Лизой на выходные.
Вика не обижалась на деда. Она понимала, что в данном историческом отрезке времени деду лучше с Анной Тимофеевной, которая участвует в его жизни, а Вика просто присутствует как свидетель.
Каждое воскресенье Вика брала Лизу и они шли в зоопарк. Лиза подолгу задерживалась возле волчицы. Видимо, Лиза была ближе к зверю, чем к человеку. И волчица тоже подходила к Лизе и внимательно смотрела, как на свою.
У Лизы была феноменальная память. Она запоминала целую страницу с одного взгляда. Посмотрела – и запомнила. Вика догадывалась, что у аутов как-то особенно устроены мозги. Ауты – другие. Но они есть, люди дождя. А раз есть, значит – должны быть.
Значит, зачем-то нужны.
По выходным приходила мамаша Владимира – носатая породистая старуха с красивыми глазами и старинными кольцами на пальцах.
Старуха излагала Владимиру накопленные за неделю мысли. Владимир смотрел в пространство и одинаковым голосом произносил: «Угу…» Под «угу» он прятал полное равнодушие к текстам мамаши.
Мамаша всегда говорила на одну тему: что будет с Лизой, когда она умрет?..
Вика скрывала свое заочное знакомство с матерью Володи. Ее новый статус – наемный работник – не позволял вольностей, даже в прошлом.
В отличие от Владимира Вика внимательно выслушивала старуху, сочувственно кивала головой, соглашалась или возражала, в зависимости от текста.
Вика не притворялась. Она действительно жалела Володину маму. Знала по себе: жизнь давит даже на молодых. Она сама чуть не отравилась спичками… А что говорить о пожилом человеке, у которого никакого здоровья и никакой любви.
Счастливым можно быть в любом возрасте. Как дед, например. Шелестит себе, как лист на дереве.
Вика утешала старуху, как исплаканную девочку. Гладила ее словами, легкими касаниями, всем сердцем. А иногда принималась петь а капелла, и голос звучал как у ангела.
Постепенно Володина мама успокаивалась и говорила:
– Ну почему Владимир не женится на такой, как ты?
Вика отмечала: она не говорила «на тебе». А на такой, как ты. Вике хотелось сказать: «Таких больше нет. Пусть женится на мне».
Но человек не может себя предлагать, как таблетку от головной боли. Надо ждать, когда боль станет невыносимой, и тогда он сам протянет руку.
В назначенный день Вера и Варя подъехали к Вике.
Они смотрели во все глаза и не верили своим глазам. Красивый дом с красивой подсветкой стоял в самом центре, как театральная декорация. В дом вели мраморные ступени, а на них – красная ковровая дорожка. Эта дорожка стекала по ступеням на самый тротуар и тянулась до проезжей части. В метре от дорожки творилась зимняя, слякотная, сумеречная жизнь, а тут тебе ковровая дорожка, как в партийном санатории. Дверь – тяжелая и заковыристая. Звонок тоже не простой.
Варя нажала на звонок, он тут же отозвался мужским генеральским голосом. Стал выспрашивать: кто да к кому? Потом голос связался с квартирой Влада Петрова и спросил: ждут ли, пускать ли?
Вика спустилась на лифте и встретила своих подруг. Провела в вестибюль. Охранник оглядывал их, как верный Руслан.
Вестибюль был выложен желтым мрамором. Стояли напольные вазы с живыми цветами, наподобие подсолнухов. А может, и подсолнухи.
– Буржуазия… – выдохнула Вера.
В вестибюле красовались три двери. Одна дверь вела в финскую баню, другая – в турецкую, а третья – в бассейн.
Дверь в бассейн была распахнута, виднелась гладь воды в мраморных берегах. На берегу телевизор необъятных размеров и барная стойка. Можно плавать, не отрываясь от привычек: посмотреть по телевизору «Новости» и принять внутрь.
– Это кому такое? – выдохнула Вера.
– Жильцам. И гостям, – объяснила Вика.
– А можно искупаться?
– Само собой… – беспечно ответила Вика. – Бассейн входит в стоимость квартиры.
Подруги метнулись к бассейну, все с себя стащили и во мгновение рухнули в воду. Вода была подогрета и даже подсолена.
– Как на Лазурном берегу! – выкрикнула Варя.
– А где этот берег? – крикнула Вера. Она лежала на спине и мелко двигала ступнями.
– Не знаю, – отозвалась Варя. – Просто красивое слово.
– Вот это жизнь…
Зазвонил мобильный телефон.
Вика шустро выскочила из бассейна, достала из сумки трубку. Послушала. Сказала: «Хорошо».
Ее лицо стало бледным. Веснушки выступили явственно.
– Он едет домой, – прошептала Вика. – Он возле Белорусского вокзала. Через пять минут будет здесь. Вас не должно быть.