Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
Я находила Вильгельма слишком привлекательным. Он имел свой собственный утончённый вкус в одежде, что безумно меня радовало и восхищало. Да, не модно и даже не современно, но по-своему шикарно и элегантно. Вильгельм умел выделяться из толпы своей оригинальностью, а именно это я больше всего ценила в людях. И он, Вильгельм Готье, — кристально-алый самородок, прекрасный мужчина, настоящий джентльмен и аристократ. Он манил, обескураживал и разбивал сердца многих девушек одним лишь взмахом своих длинных ресниц.
Пожалуй, я бы давным-давно с ним замутила, если бы каждый раз что-то не отталкивало.
— Ты знаешь китайский? — изумилась я.
— Она научила, — Вильгельм не отрывал взгляд от свежего надгробия Тинг, фраза которой и была выгравирована на тёмном камне. — Жаль, что столь недолго.
На секунду я подумала, что это забавно: Тинг учила Вильгельма китайскому, а он сам вместе с Анной пытались втолкнуть в меня французский. Словно нам всем не хватало родины среди чужой страны, столь непреклонной Англии. Ведь та — чопорная леди с белознежной шейкой и кинжалом за пазухой. Волшебная красота с моральным уродством.
— Ты с ней был близок? — я понимала, что задавала глупые и неуместные вопросы, но не могла отделаться от удивления.
— Да, — его голос оставался сухим. — Мы даже встречались.
Брови взметнулись вверх, но я заставила себя промолчать. За все почти полгода, проведённые в обществе Тинг или Вильгельма, я ни разу не слышала ни от одной, ни от другого хоть какого-то упоминания друг о друге. Если и скрывали своё общение, то зачем? Как и где они встретились? От чего любовь свела их вместе? Мысленно я пыталась представить сейчас Тинг рядом со скорбящим Вильгельмом — и это оказалась для меня столь непривычной картиной, что на секунду я потеряла связь с реальностью. Однако в чём-то они всё же подходили друг для друга. Быть может, их действительно объединяла разлука с родиной, а может, они просто нашли отдушнину друг в друге, растворились в проблемах, разговорах и кофе.
Или и вправду настоящая любовь?
Я вдруг осознала, что Вильгельм очень хорошо держался в последние дни и даже виду не подавал, что беспокоился о пропаже Тинг. А теперь она, как оказалось, давно мертва...
Гибель воспитательницы Лин.
Гибель Алестера.
Гибель детей .
Гибель меня самой ...
— Знаешь... — печально-задумчивый голос Вильгельма как всегда вовремя отвлёк меня от мыслей прошлого. — Тинг была именно тем человеком, который никогда не уйдёт и никогда не отвернётся. Она была той, кто пожертвует всем ради другого, кто будет всегда улыбаться и надеется на лучшее. Она спасала меня в тяжёлые минуты, была рядом, готовила лунцзин? и выслушивала всё то, что камнями накопилось в душе.
В уголках его серых глаз появились слёзы. Отчего-то мне не показалось это удивительным: Вильгельм был куда более «живым», чем Анна, хоть и казался со стороны сильным и непоколебымым. Горе ломало многих, но не каждый мог после него оправиться и зажить заново. Важно понимать, что загнанной в печаль своей жизнью погибшему не поможешь. Да, это больно, но лучше со временем бросить оковы тоски и жить дальше — в полную силу, для новой радости.
Смерть — это не только конец, но и отправная точка для нового пути.
— Нет, я не плачу, — заметил мой пристальный взгляд Вильгельм, краем перчатки вытирая глаза, — видимо, новые глазные капли дают такой эффект…
— Ага, ещё скажи, что «да так, просто в глаза что-то попало…» или «да? Правда? Плачу? Наверное, просто глаза сегодня сильно слезятся…» Или уйма такого, похожего. Долго ещё люди будут так говорить? Сколько ещё отговорок они смогут придумать?
Прямолинейно, без каких-либо либо других эмоций — я просто констатировала факт, собственное наблюдение из жизни. Вильгельм посмотрел на меня с долей разочарования и настороженности, точно ожидал от меня каких угодно слов, но только не таких.
— Люди любят казаться сильными в тот момент, когда они слабее всего, — проговорил он на французском языке и неспешно достал пачку сигарет, напоминая мне Анну своими медлительными взмахами рук. Вот только для парня были присущи движения всё же чуть быстрее. — Если ты на такое не способна, то не стоит осуждать за это остальных.
Я приняла из его протянутой руки сигарету, и мы оба склонились над дрожащим огоньком серебристой зажигалки.
— Видимо, я совсем не знала Тинг, раз даже понятия не имела о ваших отношениях, — я глубоко затянулась, наслаждаясь падающими на лицо снежинками.
— О них знала только Анна, — Вильгельм с особой нежностью произнёс имя сестры.
— Почему вы хранили их в секрете? — спросила я, прикинув, что ответом, возможно, должно быть упоминание о свите Ворона.
— Я на этом настоял, — не оправдал моих ожиданий парень, выпуская облако дыма. — О нашей семье уже начали ходить слухи среди криминального мира Англии. Если бы все узнали, что мы встречаем... встречались, то из-за этого могла пострадать Тинг...
— Которая погибла не по твоей вине, Вилл, — я положила ему руку на плечо, ощутив, как оно было напряжено.
Вилл.
Так могли называть его немногие, и то довольно редко. Даже от Анны не каждый раз услышишь это сокращение.
Вилл.
Горе, детство, потеря, тюрьма — столь много хранилось в этих четырёх буквах, слишком ранимыми они звучали для такого собранного человека, как Вильгельм Готье. Когда человеку больно и плохо, всегда хотелось назвать его как-то ласково, нежно, любяще — лишь бы помочь и подарить надежду. Но Вильгельм не нуждался в этом — по крайней мере, мастерски всех убедил в своей моральной силе. Но сейчас... она ослабла.