Ниалл. Возвращение Повелителя Света
Шрифт:
— Выходит, что ты лживый Повелитель? — взвилась Персефона. Ее щеки запылали, руки сжались в кулаки, а глаза гневно засверкали. Ниаллу даже показалось, ледяную радужку заполонил обсидиановый туман.
— Как ты смеешь? Я…
— Да — да, я это уже слышала. Ты — великий Бог, Повелитель Света и мерзкий лжец! А впрочем, я ничего не потеряла, только обрела. — Персефона низко поклонилась и громко воскликнула: — Спасибо за помощь, о великий Повелитель Света! И пусть правление ваше будет долгим!
Пока Ниалл приходил в себя, девушка схватила рюкзак и пулей выскочила из его спальни. Бог моргнул и нахмурился. Его тело запылало золотым огнем. Так сильно его заполонила ярость.
— Повтори что ты сказала! Я могу одними только пальцами переломить тебя! Думала, если я помог, теперь ты смеешь бесстрашно и нагло со мной разговаривать?
— Смею! — гордо воскликнула Персефона. Она тяжело дышала. Грудь часто вздымалась от дыхания, соски сквозь тонкую ткань нежно-голубого платья просвечивали и соблазнительно терлись о руку Ниалла. Он перевел свой взгляд в ложбинку ее груди и крепко сжал челюсть. Внизу живота заныло, пыл остудился и свечение тела уменьшилось. Только вместе с ним исчезла и вся ярость. Персефона продолжила:
— За скотским поведением ты скрываешь свою нежную натуру, Ниалл. Думаешь, если покажешь свои шипы, люди отвернутся от тебя? Я вижу тебя насквозь. В конце концов, Ниалл, хватит отталкивать людей.
Девушка толкнула Бога в грудь и отошла на шаг назад. Он сжал руки в кулаки и рыкнул:
— Ты ничего обо мне не знаешь! Перестань думать, будто ты что-то значишь для меня! Ничего!
— Тогда зачем ты целовал меня, Повелитель Света? — устало спросила Персефона.
Ниалл без колебаний ответил:
— Потому что я использую женщин и не испытываю при этом никаких чувств.
— Ложь! Но я не собираюсь унижаться. Отпусти меня.
— О, теперь ты умоляешь отпустить тебя?
Персефона пригладила подол голубого платья. Ниалл только сейчас заметил — она надела его любимый цвет. А ведь девушка не любит платья.
— Вырядилась, чтобы понравиться мне? — зло спросил Бог. — А говорила, не станешь унижаться.
Персефона крепко сжала челюсть, а потом схватилась пальцами за маленький замок на спине и, пыхтя, расстегнула его. Ситцевая ткань соскользнула с хрупкого тела. Ниалл будто в замедленной съемке увидел как по нежной фарфоровой коже спускается вниз голубая вуаль. Из открытого окна подул ветер. Он разнес по комнате аромат черники, точно сейчас яркий сочный плод кто-то раздавил в своих сильных пальцах. Персефона схватила платье, скомкала в своей руке и зашвырнула в стоящего Повелителя. Он успел пригнуться и тонкая ткань шлепнулась на пол, прокатилась по комнате и скрылась под кроватью. Не стесняясь своей наготы, девушка прошла мимо и дернула за ручку двери, но та оказалась заперта.
— Выпусти меня! — воскликнула девушка.
От ее яростного дыхания грудь соблазнительно вздымалась. Ниалл сглотнул. Его рассудок точно затянул черничный туман и, подавшись порыву, Бог схватил девушку за затылок и притянул к себе, игнорируя жалобный писк. Он целовал ее жадно и влажно, будто ставил свои права. Сминал губы, шершавой ладонью бесстыдно касался кожи, а когда Персефона застонала, он резко отстранился и рыкнул:
— Проклятье! —
Глава 11. Бабочка в темноте
Ниалл сидел в своем кабинете и крутил на пальце кольцо. Малиновый свет солнца, только протягивающего свои утренние лучи, осветил его бледную кожу, придавая щекам кокетливый румянец. Лазурные глаза в обрамлении светлых ресниц медленно скользили по лицу любимой наложницы. Рыжие кудри зеленоглазой красавицы струились по ее утонченному телу, облаченному в шелковое платье шоколадного оттенка на тонких бретельках, от чего декольте пышной груди соблазнительно просвечивало сквозь ткань. Промелькнула мысль, что он совершает ошибку и стоит оставить ее в наложницах, а потом перед глазами встали ледяные глаза и пушистые блондинистые кудри. Легкие наполнились отголоском черничного аромата и Ниалл отбросил всякие мысли. Он черканул пером по бумаге, а затем тонкие длинные пальцы с обилием широких серебряных колец взяли фирменную печать с именем Бога и знаком солнца. Он покрутил ее в пальцах и поставил отметину возле своей подписи. Наложница улыбнулась краем губ, выкрашенных алой помадой, и уточнила:
— Уверен? А как же…Катрин? — она сделала паузу, решаясь задать вопрос и не вызвать гнев Повелителя.
Ниалл наклонил голову набок и платиновые локоны, забранные на затылке в высокий хвост, качнулись вслед за хозяином. Бог поправил перстень и, опустив взгляд, ответил:
— Прошлое должно остаться в прошлом, верно? Ты не будешь ни в чем нуждаться. Здесь хватит, даже если ты проживешь до трехсот лет.
С момента возвращения, о Катрин он думал ничтожно мало, а к наложницам не приходил ни разу. Сначала он исполнил наказание Царицы, а затем, настроившись на развлечение, встретился с ледяными глазами обладательницы соблазнительного черничного аромата и все желание как рукой сняло. А если быть точнее, он захотел только ее. И если бы не собственные принципы, платье расстегивала бы совсем не Персефона. Ниалл вздохнул и откинулся на спинку расшитого кресла. Теперь, когда он жестко послал девушку к Хаосу, Бог был уверен, что она не появится в жизни. Но как же он ошибался…
Наложница посмотрела на бумагу, перевела взгляд на Ниалла, поднялась и поклонилась. Улыбнувшись, открыто и радушно, она вдруг сказала:
— Спасибо за возможность быть вашей, Повелитель, — подхватила бумагу и спешно покинула замок Повелителя Света.
В душе Ниалла остался небольшой осадок опустошения, ведь главная наложница тысячи ночей заменяла ему любовь всей его вечности. Пришла пора забыть ту, которую не вернешь. Бог пообещал себе не распахивать собственное сердце, чтобы больше не чувствовать боли от потери, вот только сможет ли он?
В дверь постучали и на пороге появилась сестра. Тонкая ткань мини-платья в красный горошек обтягивала ее хрупкое тело, по мраморному полу цокали высокие каблуки черных бархатных туфель. Она откинула за спину русые змейки волос и улыбнулась. Ниалл улыбнулся в ответ. Богиня присела на стул напротив, достала какие-то бумаги и протянула брату. Тот бегло пробежался глазами по корявому почерку и помрачнел. Это был отчет капитана стражи и опрос очевидцев, кто в день пропажи артефакта находился в замке брата и в его округе. Все как один твердили: никого не видели и не слышали. Селена сказала: