Ничего личного. Дилогия
Шрифт:
Надо ли говорить, что после этого Ярка опять до синяка плечо Коркину намяла, так крепко держала, хорошо еще, не шипела больше, а причмокивала только — видно, и вправду вкусным тот шарик оказался.
— Куда едем-то? — не выдержал Рашпик, когда машина покинула площадь и поползла по узкой улочке между выгоревшими, с провалившимися крышами, домами.
— Прямо, потом направо, потом еще раз направо, потом налево, опять налево, а там опять прямо, пока не упремся, а упремся — развернемся, — тут же отчеканила Лента. — У каждого своя задача, парень. У тебя какая?
Рашпик
— Тогда жди приказов и копи силы, — улыбнулась Лента, походя подмигнула Коркину, тут же показав язык оторопевшей Ярке, и вновь уставилась в лобовое стекло.
— До моста отсюда примерно миль двадцать, — прикинул Пустой. — Из них десяток вдоль увалов…
— На мост не пойдем, — покачала головой Лента. — Песьи головы и раньше не были добры, а теперь и вовсе прохода не дадут. Я так поняла, что вы им тоже насолили?
— Было дело, — кивнул Пустой, — пришлось спасать старика Вотека.
— Значит, проблема с собачниками у нас одна и та же, — процедила сквозь зубы проводница. — А мост они крепко держат, хотя там пленка самая тонкая. Ладно, мы через речку пойдем. Заодно и от орды избавимся: она по шуге за нами не двинется.
— По какой еще шуте? — вытаращил глаза Филя.
— Лед сейчас такой на реке, — объяснила Лента. — Пленка ледяная, начиная с моста, на десяток миль реку по струе режет. Переправу через мост держат песьи головы, или собачники — называй как хочешь. Но пятью милями южнее есть другая переправа. Брод. Противоположный берег обрывистый, но в одном месте можно переправиться — ложбина имеется с той стороны, речка мелкая, хотя и разбегается широко. Зимой и летом ее собачники тоже держат, а по весне и по осени бросают. Небольшой дозор оставляют. Шуга идет по реке, рыхлый лед. Ни лошадь не пройдет, ни лодка. А ваша машинка должна.
— А что за ледяная пленка? — насторожился Рашпик.
— Увидишь, — усмехнулась Лента, — но не бойся, в ней Редко замерзают. Если только от страха. Или от дури.
— Последнее настораживает больше всего, — скорчил гримасу толстяк.
— Подожди, — заволновался Филя. — Но если перед мостом река поперек пленкой режется, как же она течет-то? Промерзать же должна!
— Поверху и промерзает, — кивнула Лента. — А ниже течет. Кто знает, может быть, ни одна пленка сильно глубоко в плоть Разгона не уходит? Ты хоть под одну пленку закапывался? Не думай, отчего дождь идет, малец, укрывайся. А теперь немного хитрости.
Лента на ходу открыла нижний люк, присела рядом, наклонилась и выдернула из-под днища пластиковую бутыль.
— Это еще что? — возмутился Филя.
— Маслице, — подмигнула мальчишке Лента, — Капающее на дорожку. Обычное машинное маслице.
— Да с нашего вездехода ни капли! — возмутился Филя.
— Ну, во-первых, и вездеход не ваш… — Лента забила в емкость пробку, бросила ее под сиденье. — А во-вторых, а ну-ка, механик, возьми здесь направо.
Пустой повернул руль, и вездеход, дробя в пыль известковую крошку, свернул за полуразрушенное здание.
— Еще раз направо, — скомандовала
— Вот тут нам придется немного обождать, — прошептала проводница, глядя в полуобрушенный оконный проем.
— Почему так безлюдно в этой части города? — спросил Пустой. — Сколько мы проехали от площади? Пару миль? И уже никого! Я слышал, что тут должны жить переродки.
— Живут, — кивнула Лента, открывая верхний люк и тщательно наводя пулемет на оконный проем, — Только ближе к дороге, а мы взяли к увалам. Тут пустынно: ночами с увалов всякая мерзость лезет, даже до площади добирается, ночами и в хозяйстве Чина безлюдно. А здесь даже теперь дряни хватает.
— Охотиться будем? — понял Пустой.
— Убивать, — жестко ответила Лента, окинула взглядом отряд и, мило улыбнувшись, добавила: — Или мы их, или они нас.
Преследователи появились через минут пять. Сначала Коркин расслышал стук копыт нескольких лошаденок, а потом разглядел трех всадников. В двоих из них скорняк тут же узнал собачников, что следили за Пустым на площади, третьим оказался переродок. Он был выше своих спутников на голову, хотя размерами собственной головы похвастаться не мог — вряд ли она была больше головы младенца.
— Спелись, — зло прошипела Лента и, когда всадники остановились, чтобы рассмотреть обрыв следа, повернула рукоять спускового механизма.
Коркин с гримасой зажал уши и не сразу разглядел, что произошло на дороге. Оказалось, что очередь не только снесла сразу трех всадников, но и раздробила, обрушив, часть стены. В клубах пыли билась, хрипя, одна из лошадей.
— Ну-ка, — выхватила из рук Коркина ружье Лента. Выскочила на крышу вездехода и одним выстрелом оборвала страдания животного.
— Своей стрелялки, значит, нет? — прищурился Кобба, когда вездеход начал выбираться обратно в переулок.
— Есть кое-что, — улыбнулась Лента, — но зарядов мало. Да и клинками обхожусь, — проводница подняла рубаху и показала на тонкой талии сразу три клинка, два из которых недавно испробовали плоти Сишека, — мне бояться пули не приходится.
— А что так? — поднял брови отшельник.
— Живой приказано брать, — показала ослепительно-белые зубы проводница, — Но на тебя это дело не распространяется. Не надейся.
— Послушай, — бросил через плечо Пустой, когда вездеход вновь покатил по улицам пустынного города. — Давай договоримся: ты — проводник, я — старший. Ты — ведешь нас, я — отвечаю за передвижение. Неприятели у нас, судя по всему, общие, но, прежде чем проводить какие-то схватки, будь добра, посоветуйся со мной.
— Обязательно, — прошелестела Лента, наклонившись к самому уху Пустого, едва не коснувшись его губами. — Если будет время на совещания.
— Ты это, — буркнул Рашпик, нервно смахивая пот с толстой шеи. — Я, конечно, вижу, что ты девка справная, где-то даже красавица, под стать тем же светлым. Так и тот собачник, которого ты прибила, судя по всему, тоже был в порядке. Смотри, сколько под его папенькой народу ходит.