Ничего неизменного
Шрифт:
Когда мальчик превратился в свет, Раксо Онфрой сразу понял, чьих рук это дело. Это Азам, жадная, черномазая сволочь! Азам мог превратить живого человека в свет или пламя, в пыль, в облако пара, умел это лучше любого из них. И он не захотел делиться. С чем бы ни пришел этот парень, Заноза, Азам хотел все только себе. Он и был тем, с кем Заноза заключил предварительный договор.
Онфрой не колебался ни мгновения. Он скрутил Азама, его суть, единственное, что мог увидеть сейчас, ослепнув от невыносимого света, и вышвырнул за пределы времени. Выбросил на берег бесконечной реки, и осушил ее воды
Еще не поздно все переиграть. Без Азама. Заново. Никто не превратит мальчишку в свет, разговор можно будет продолжить.
Херрик Азам, даже ослепший, не растерялся. Он был готов к такому повороту событий. Он знал, а несколько секунд назад — уверился, что сегодня Кинн попытается убить их всех. Это с ним вступил в сговор парень с мельницы, с Кинном, и ясно было, что тот не захочет делиться.
Мгновенно превратить материю в свет — это умели только они двое, Кинн и Азам.
Херрик успел сделать своих телохранителей нематериальными, превратил их оружие в чистую силу. Он отдал им приказ убить Кинна, но… поздно! Поздно! Все в зале замерло. Сквозь слезы, сквозь плавающие перед глазами огненные пятна, Херрик видел как застыли на месте его люди, из рук которых вырывались лучи разящего света. Замер Кинн, расширенными глазами смотрящий на валяющийся на полу между столом и дверью кожаный плащ. Санделин, как всегда невозмутимый, в окружении троих телохранителей, даже не начал вставать из-за стола. Онфроя… не было. На этой картинке, застывшей, словно вышедшей из-под кисти художника, не было Раксо Онфроя и его слуг. Онфрой в сговоре с Кинном. А Азам ничего не может сделать с ними. Отсюда, из безвременья — ничего.
Никогда.
Когда Азам превратил парня в свет, и они с Онфроем и телохранителями исчезли в ослепительной вспышке, Кинн уже знал, что делать. Он был готов. Как будто секундой раньше нечто подсказало ему: сейчас! И он начал действовать. Не полагаясь на отказавшее зрение. Эти двое, Онфрой и Азам, сговорившись, прыгнули назад по времени. Тем хуже для них.
Все предметы в зале, все, расположение которых Кинн запомнил — глиняные чашки и медные кубки, деревянные лавки и стол, каменная плитка пола, даже пучки травы, развешанные на потолочных балках — все разлетелось на куски и осколки и с бешеной скоростью стало носиться по залу. Кинн защитил себя и своих людей непроницаемой броней. Он видел как осколки насквозь проносятся сквозь людей Азама — тот сумел превратить своих слуг в силу и свет — видел, как вокруг Санделина и его телохранителей вспыхнули радужные сполохи защитных полей. Этого хватит ненадолго. Поля — не броня. Но Санделин и его слуги способны о себе позаботиться.
Что-то отвлекало. Очень отвлекало. Мешало сосредоточиться на людях Азама и уничтожить их. Какая-то сила, сплетение магических узоров. Очень не хватало зрения. Обычной способности видеть. Кинн захватил узор, превратил помеху в пар, в пыль, в ничто… попытался превратить. Не смог.
Это было врагом. Третьим врагом. И пока Азам с Онфроем не вернулись, это следовало уничтожить.
Заноза поймал брошенную Хасаном саблю, увидел, как Турок прыгнул к Азаму — тот самый опасный, его нужно убить первым — потом Хасан снова пропал из вида, Азам исчез и Онфрой словно растворился в воздухе. Руки троих телохранителей превратились в лучи света, долбанные лазерные мечи, только они еще и стреляли. Как в фильмах. Зарядами плазмы или чем-то… scheisse, как в фильмах с хорошими спецэффектами!
Показалось что сам воздух в зале взорвался миллионами осколков. Твердых… madre, острых, твердых осколков. Они не причиняли вреда — вампирам и от пуль-то вреда не будет, но были повсюду. И они проходили сквозь троих джедаев с лазерными мечами. Пролетали, будто те были призраками.
До Кинна Заноза не дотянулся, на пути оказались телохранители. Другие. С короткими топорами и кинжалами. Материальные. Даже чересчур. Клинок врубился в плоть одного из них, завяз, как в твердом дереве. Слаженный удар двух топоров едва не оставил без руки, а лезвие третьего раскроило бы череп, если б вовремя не увернулся.
Это маги слепы, потому что не доверяют зрению. А их слуги — зрячие. Видят хреново, сетчатка обожжена, глаза застят цветные пятна. Но видят достаточно, чтоб знать, кого рубить. И хорошо что джедаи все еще лупят по плащу… и, проклятье, по Хасану! Его снова видно. Никто не может остаться невидимым, когда начинает убивать.
Они же призраки, их не возьмет оружие…
Зарычав, Заноза выдернул саблю, рубанул снова, теперь по шее. Уже зная, что врубится в твердую, вязкую древесину. Рассчитывая на это. Тарвуд — проклятый остров, на котором нельзя полагаться на себя, но больше не на кого, и Заноза вложил в удар всю силу, пережег кровь, голод вспыхнул и погас, напомнив о себе так не вовремя. А сабельный клинок, узорная дамасская сталь, рассек одеревеневшую плоть. Голова противника со стуком покатилась по раздробленным плиткам пола.
Деревянных осталось двое.
Дальше — Кинн. Потом — джедаи.
Онфрой снова и снова видел этот свет. Он уходил назад. Он выкидывал Азама из времени секундой раньше или секундой позже. Он пробовал вернуть Азама и выбросить Кинна — трансформация могла быть его рук делом. Он пытался что-то изменить.
Бой начинался по-разному, но начинался все равно. И Заноза неизменно исчезал во вспышке света.
Когда, после очередного прыжка, на Онфроя и его людей обрушились мириады жалящих осколков, и лицо одного из телохранителей превратилось в кровавое месиво, стало ясно, что упругость времени исчерпана. По залу, где нетронутыми остались только стены, носились тучи шрапнели, молниями вспыхивали сгустки белого пламени. Люди Азама расстреливали плащ… и еще кого-то. Что-то… Онфрой не мог разглядеть. Это существо, видимое только глазами, было иллюзией. А реальный враг притаился рядом с плащом. Даже слепец увидел бы узоры заклинаний и биение жизни там, на полу.
Санделин, отступивший со своими людьми к стене у двери, бросил взгляд на раненого, и тот отнял руки от лица. Раны затянулись, оставив едва заметные шрамы. Санделин — союзник. Раксо кивнул ему, мол, я понял, кто тут на чьей стороне. И вновь шагнул сквозь время. Теперь — вперед.
Они станут быстрее. Он и его слуги. Станут быстрее настолько, насколько это возможно. И уничтожат тут всех. Ни сила, ни броня, ни магия не спасут от того, кто летит сквозь время со скоростью мысли. А что делать с призрачными слугами Азама, пусть придумает Санделин. Это по его части.
Хасан видел, что Заноза ранен — мышцы на левой руке, на плече и предплечье, были разрублены, обнажая кость. Занозе раны не мешали, но затягиваться не спешили. Дело могло быть и в том, что мальчик всю кровь, кроме неприкосновенного запаса, пережег в скорость и силу. Судя по тому, с каким трудом его сабля врубается в плоть двух противников, сила там нужна вся, сколько есть.
Хасан и сам подошел к пределу. Слишком быстро. Он знал, что так будет, знал, что на Тарвуде кровь слабеет. Был готов.