Ничейный час
Шрифт:
Брат покачал головой.
— Твой отец ее не видел. Она не за ним.
Майвэ растерянно мяла край плаща, не зная, куда девать руки. Хвала богам, если лань пришла не за отцом! Но ведь тогда она заберет брата…
— Не ходи! — взмолилась Майвэ.
— Не будем больше об этом.
И потом пир в Королевском холме показался Майвэ муторным и тяжелым. Все веселились, как всегда, но ей казалось, что никому по-настоящему не весело. Просто все боятся чего-то и делают вид. И отец, и мама, и тэриньяльтиха. Она чувствовала это.
Ей хотелось плакать.
А после
Госпожа после гибели короля-супруга носила черные одежды, вышитые серебром. Волосы она распускала. Сейчас ее широкие одежды крыльями бабочки легли вокруг нее на подушки, прямые белые волосы струились по плечам. Она напоминала рисунок тушью. Майвэ было жаль ее.
— Иди ко мне, девушка, — тихо сказала госпожа Асиль. — Положи голову ко мне на колени, я так давно не расчесывала твои кудри…
Майвэ и хотела и не хотела исполнить просьбу, но потом подошла. От Асиль пахло лапчаткой.
— Ты красива, девушка, — говорила госпожа Асиль. — Я хотела бы такую дочь.
— Госпожа, мы брат и сестра.
Асиль словно не слушала ее.
— Твои волосы как мех черной лисы… Когда я впервые говорила с твоей матерью, мы говорили как враги. Я так завидовала ее красоте, красоте дня. У нее глаза как вешняя листва. У тебя глаза тоже зелены. Майвэ, твоя мать передала мне через служанку жемчужное ожерелье редкой красоты. Но мне был бы дороже жемчуг ее беседы, так и скажи ей. Я хочу говорить с ней. Я не хочу льда между нами, пусть я и Ледяной Цветок. Майвэ, я вышила ей покрывало. Я уколола палец, и моя кровь в узоре. Пусть возьмет, пусть не питает ко мне вражды. Я королева без короля, она королева без венца. Но у нее есть муж и дочь. Сыновей мы отдаем, а дочери остаются нашими дочерьми. Майвэ, я подарю тебе перстень, он принадлежал моей матери, и я отдала бы его дочери или жене сына. И я отдам его тебе…
— Отдай лучше мне твоего брата, госпожа, — ответила шепотом Майвэ, почти засыпая.
— Что? — не расслышала Асиль.
Но Майвэ уже заснула. Госпожа Асиль так и сидела, держа ее голову на коленях, пока Майвэ спала.
Глава 2
Ринтэ любил бывать один в Узорном покое. Можно было говорить вслух с отцом и братом, как будто они оба были живы и сидели рядом. Иногда ему казалось, что они действительно здесь. И тогда его начинали одолевать мысли о том, куда же мы все-таки уходим после жизни. Это была слишком огромная мысль, сходная с бездонной пропастью, и бросаться туда он не был готов.
Камни отца и брата в Узоре продолжали мерцать, даже хотя оба они ушли из Снов Богов. Его собственного камня в Узоре не было — и все же Узор был жив. Значит, какой-то иной был смысл в этом Узоре. Не знак проигрыша тому, кто заперт в Средоточии.
Что же все они отдавали ему и что в ответ получали? И стоило ли оно того? Почему никто не решился разорвать круг, как сделал он сам? И если это знак поражения, то почему так прекрасен и спокоен Узор? Почему в этом покое на него нисходит надежда?
Ринтэ помотал головой. Не сейчас.
Он лег на черный узорчатый ковер, положил руки под голову, глядя в потолок. Скоро придет Арнайя Тэриньяльт. Дочери он после пира еще не видел — госпожа Асиль увела ее к себе, и такой жадный и пугливый был у нее взгляд, что он не осмелился ей помешать.
Смерть мужа и тяжелое ранение брата свалились на нее тогда, когда ей больше всего нужна была поддержка — и оба, кто мог бы помочь ей, вдруг покинули ее. Госпожа Диальде тоже уехала не ко времени. И белоголовая тэриньяльтиха оказалась совсем одинокой. Только Ринтэ поддерживал ее — он чувствовал себя слишком виноватым перед покойным братом. Вот тогда Сэйдире и обиделась. И Асиль при дворе стало совсм тяжело.
Послышались знакомые шаги. Шли двое. Ринтэ резко поднялся, встал, чтобы встретить своего доверенного и самого верного человека, Арнайю Тэриньяльта, и Адахью, который уже не был так ревнив, удовлетворившись, в конце концов, ролью второго самого преданного человека и личного телохранителя.
Ринтэ попросил Адахью позаботиться, чтоб их не беспокоили. Затем взял Тэриньяльта за руку и усадил.
— Говори, брат.
— О чем в первую очередь?
— Обо всех.
— Тарья Медведь в добром здравии, хотя в нем много печали. Нежная Госпожа тоскует по внуку и просит, чтобы в Объезд вы оставили его погостить.
— Скажи о Майвэ.
Тэриньяльт медленно покачал головой.
— Я могу сказать лишь то, что сумел ощутить. Могу и ошибаться.
— Говори.
— Она светится. Очень ярко.
— Это плохо. Будут замечать.
— Я же сказал, что не знаю, можно ли полагаться на зрение Тэриньяльтов.
— Ваш род слишком долго и слишком давно ушел от света. Опасаюсь, что ваше зрение схоже со зрением тех, кто бродит в Провале. И прочих тварей.
Тэриньяльт поджал губы.
— Твоя дочь тоже умеет говорить неприятные вещи в лицо, государь.
— Это же моя дочь. Прости.
— Я привык.
— Арнайя!
— Да?
— Каков я в твоих глазах?
— Ты светел, государь, но она ярче.
Ринтэ встал.
— Возьми-ка клинок. Я завяжу глаза. Посмотрим, как у нас получится — у тебя с твоим зрением, у меня — с моим.
— Охотно.
— Надо же, ты совсем не считаешь себя калекой.
— Ты умеешь говорить приятные слова, государь.
— Еще раз прости.
— Еще раз отвечу — я привык.
Адахья, скрестив руки, смотрел от входа. Он не беспокоился. В этих двоих он был уверен как в себе.
— А что ты еще скажешь о моей дочери? — выдохнул Ринтэ, уходя от выпада.
— Она умом старше своих лет, — Арнайя стремительно поднырнул под клинок и оказался прямо перед королем, и не отклонись тот в последний момент в сторону, мог бы засчитать себе полное поражение.
— Чуть не убил!
— Прости, государь.
— Ничего, я привык, — передразнил Ринтэ. — Говоришь, она так умна?
— Она, — клинок скользнул по клинку, — она владеет собой, как человек, умудренный опытом жизни. — Отскок назад.