Ничьи дети
Шрифт:
Старик, донельзя смущенный, нервно пощипывал вновь отросшее подобие бородки — мягкую сизую щетину. Реплика Командира заставила его подняться в пробормотать:
— Этот ученый человек много здесь наговорил правильных слов. Сразу видно, здорово подкован. Только уж ты, дорогой друг, не вгоняй меня в краску на старости лет. Какой из меня учитель! Видишь ли, дело простое: каратели отняли у меня обоих моих сыновей, и теперь эти десять стали мне вроде как сыновьями. А больше ничего.
И сел под добродушный смешок всех собравшихся.
— Вот именно, больше ничего, — продолжил Рико. — Старик
— Что вы, абсолютно понятно, дорогой товарищ! — откликнулся Командир.
— Постарайтесь понять меня и в дальнейшем, — предупредил Рико, — это очень важно. Хорошо, что Старик нащупал «сучок», плохо, что нащупал вслепую. Зацепка не очень-то надежна: мы ведь не в состоянии ответить на вопрос «стриженых», мы сами не знаем, чьи они дети. Если бы мы узнали это, в наших руках оказался бы ключ к их сердцам. Пока же мы действуем отмычкой, по сути, морочим беднягам головы…
— Ученый человек, верно, шутит, — снова вмешался Старик. — Я и не думал морочить им головы. Я только рассказал им про Момо. Вы ведь знаете Момо? Про Момо и немножко про себя. Я рассказывал эти истории еще своим маленьким сыновьям. А теперь все десять парней считают себя сыновьями Момо, даже тот, который поначалу принял за отца меня. И нет сил доказать им, что это не так. Вот ведь какая штука, а вовсе я не морочил…
На Старика зашикали, замахали руками, чтобы не мешал, но Рико со вниманием выслушал его.
— Я раньше не знал Момо. Да и не столь важно, чьими сыновьями считают они себя, твоими или Момо. Разве ты не заметил, Старик: они и на Момо смотрят твоим взглядом. Наверное, ты сам почитал его отцом. И все же это не ключ, только отмычка. Психологическая отмычка. Вот я и думаю: не лучше ли, чем взрывать казармы, воспользоваться отмычкой? Покуда не найден ключ…
Командир азартно хлопнул в ладоши:
— Блестящая идея! У меня у самого что-то подобное вертелось в голове. Но как?!
— А это уж совсем просто. Я уже говорил, что беседовал с Айзом. За два часа он едва не убедил меня — заметьте, меня, а не «стриженого», — что я сын Момо. И таких Айзов у нас десять.
— Вы предлагаете отправить их обратно в казармы?
— Выпустить на волю?!
— Рискованный шаг!
— Чтобы они вернулись с ножами?
— А что, в этом есть зерно…
Рико тщательно вытер голову большим клетчатым платком и, когда умолк шум, сказал коротко:
— Уверяю вас, риска никакого. То, что произошло с ними здесь, необратимо. Детство из человека не выколотить никакими палками.
— А как же ключ? — спросил Джо.
— Ищите! Чем быстрее найдете, тем лучше. Но я убежден: начинать надо уже сейчас, немедленно. Вот, друзья, и все научные соображения, которыми я хотел поделиться.
Командир поднялся и обнял его за плечи.
— Спасибо вам за науку, Рико.
— А тебя, Старик, я должен поблагодарить особо. — Рико подошел к Старику и низко склонил перед ним свою тяжелую голову. — С точки зрения науки ты меня здорово подковал. Большое тебе спасибо, Старик!
8
Время шло, а они все еще оставались в партизанском центре; здесь к ним хорошо относились; даже нет, к ним никак особенно не относились, они были как все, как все нормальные люди; может быть, они и стали уже нормальными людьми? Когда-то они были одинаковыми; теперь все больше и больше становились разными, совсем разными, непохожими. Если Айз мечтал о том, чтобы в его стране победили свобода и справедливость, то Биг, например, по-прежнему мечтал жениться, обзавестись домиком и жить тихо и мирно, выращивая детей и цветы. Но и Биг, и все другие очень хорошо понимали: их мечты осуществятся лишь после того, когда народ покончит с «акулами», заставляющими убивать.
В тот вечер к ним в землянку пришел большой веселый человек с бородой — Командир, любимец партизан; Айз тоже полюбил его; они разговаривали несколько раз, и Айз всем существом почувствовал: это самый надежный человек на свете. Вместе с Командиром пришел Старик.
— Вам придется вернуться в город, ребята. В казарму, — прямо сказал Командир. — Так надо.
— Ни за что! — воскликнул вспыльчивый Найс, и уши его покраснели. — Назад — ни за что! Нам здесь нравится.
Командир рассмеялся, он очень заразительно смеялся, этот большой человек, и объяснил, в чем дело. Им надо вернуться в казарму временно, чтобы рассказать остальным «стриженым» о том, что узнали они сами. Пусть все двести «ничьих» почувствуют себя сыновьями Момо, пусть узнают, что у них есть братья и сестры, и пусть помнят, что эти братья и сестры ждут их помощи. Нужно только рассказывать, больше ничего.
— А потом… когда все они сделаются, как мы, сыновьями Момо… тогда что? — спросил Айз.
— Тогда ты скажешь Педро, Чертенку Педро: передай дядюшке — мы готовы. И мы вместе освободим страну от «акул». Без вашей помощи не обойтись.
Десять пар глаз настороженно переглянулись; они и сейчас туговато соображали, его друзья по десятке, но глаза уже не были тупыми, мутно-равнодушными; у каждого теплились во взгляде то радость, то недоверие, то задумчивость, то смех; вот и теперь Айз прочел в их глазах решимость.
— Мы согласны, Командир, — сказал Айз. — Мы готовы выполнить все, что ты прикажешь. Потому что верим тебе. Только… почему бы вместо нас не пойти туда Старику? Он так здорово рассказывает — ему сразу все поверят, а нас, может, и слушать не станут.
— Ну уж нет! — закричал Найс. — С него хватит! Они могут растерзать его. Нет, нет, не отпущу!
Айз никогда не видел Найса таким решительным, таким непреклонным; вот что делает с человеком забота об отце; он вспомнил, как несмышленым мальчишкой промывал своей кровью гнойные раны Момо; вероятно, Найс прав, не следует посылать туда Старика.