НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска
Шрифт:
Борошнев только пожал плечами, отхлебнул из кружки горячего сладкого чая и снова навалился на тушенку. Наелся и напился он до отвала и только после этого вдруг почувствовал, как же неимоверно устал. Глаза слипались сами собой.
Сквозь какой-то туман виделся ему наклонившийся Степанюк. Словно из бочки, глухо бубнил ого голос:
— Володька! Да ты засыпаешь, что ли? Я уже к генералу сходил, доложил о твоих трудах: и о находках, и об их количестве… Знаешь, он очень доволен! Погоди, не спи… Завтра отпразднуешь
Борошнев старался слушать, кивая в ответ, но не получалось. Наконец Степанюк засмеялся:
— Совсем ты, герой, уволохался! Ну, пошли, я тебя ночевать устрою. А вы, орлы, кончайте шуметь. Не видите — изработался человек вконец, надо ему и отдохнуть…
Девятого ноября получил Борошнев все обещанное: вагоны под его «особое» имущество, солдат для погрузки, автоматчиков для охраны в дороге. Но для оформления документов на увозимое ему пришлось отправиться в Брянск, в трофейное управление фронта. А бездорожье развелось такое, что не было пути ни машинам, ни даже лошадям.
И тут выручил Степанюк.
— Володя, собирайся! — крикнул он, разыскав Борошнева на окраине деревни. — Прилетел из Брянска «кукурузник». Сейчас обратно уйдет. Давай не мешкай, я с пилотом договорился: он тебя берет.
— А чего мне собираться? Так и полечу, ничего другого у меня нет…
Пилот — высокий, плечистый парень в меховой куртке и унтах, казавшийся особенно внушительным рядом с его зыбким, невзрачным самолетиком — удивился:
— Ты, никак, собираешься лететь в сапожках, капитан! Замерзнешь ведь!
— Ничего, потерплю, — отмахнулся Борошнев. — Не на Северный же полюс! А переобуться мне все равно не во что.
— Ну, смотри… Садись вот сюда, рядом с ящиком, тут — почта. Устроился? Все, летим… От винта!
«Кукурузник» поднялся, и его сразу же стало продувать, как показалось Борошневу, со всех сторон. Студеные, буквально осязаемые струи немилосердно били в спину, в бок, а то и прямо по лицу. Борошнев ежился, горбился, старался найти положение, в котором приходилось бы хоть не так худо, но где там!
Особенно доставалось ногам — их словно стискивали незримые куски льда. То и дело Борошнев принимался стучать ногой об ногу, пробовал даже бить ими об пол, но тут же прекращал, в ужасе спохватываясь: а вдруг пробьет насквозь? Ведь это только название, что пол, а на самом доле — хлипкость одна…
Постепенно ноги совсем онемели, шевелить ими уже было невозможно. Попытался Борошнев хоть как-то отвлечься, осторожно выглянул за борт. Земля уносилась под брюхо самолета очень близко, ясно виднелись деревья и кусты. И почему-то от этой близости земли, от явственно ощущаемой скорости полета становилось еще холодней… Хотя, куда уж холодней?!
Вдобавок разболелась голова, точно обручем ее стиснули… Сколько же можно лететь
Когда «кукурузник» в конце концов снизился, пробежался, подскакивая на каких-то неровностях, по полю и замер, Борошнев даже не смог обрадоваться.
Летчик единым махом выскочил из машины, обернулся:
— Эй, капитан! Станция Березайка, так что вылезай-ка! Или ты ночевать решил на ящике с почтой? Так я его сейчас сдам! Ну, поживее…
— Я не могу, — выдавил Борошнев.
— Как это — не могу? — изумился летчик. — Погоди, да ты, я вижу, совсем замерз? Говорил же… Встать хоть можешь? Нет? Ну давай я тогда тебя вытащу!
Но и стоять на поле у Борошнева получилось далеко не сразу. И злился он на себя, и дивился своей немощи, и смешно ему даже стало…
А потом исхитрился все же, дотопал до дороги, «проголосовал» и укатил в трофейное управление. Там оформил он бумаги, получил в свое распоряжение грузовик, команду солдат и вернулся в навсегда запомнившиеся ему Погребы.
Начались погрузочные работы. За ними и застал Борошнева подъехавший на «козлике» Степанюк.
— Володя, запрос пришел из Москвы. Тобой интересуются: что ты, где ты… Видно, в арткоме забеспокоились!
— Вот черт, а у меня тут еще дел невпроворот…
— Не переживай! Мы ответили, что у тебя все в порядке, задание выполнил.
— Где же — выполнил? Выполню, когда все в сохранности в Москву доставлю.
— Вот мы и попросили продлить тебе командировку до отправки твоего груза. «Добро» получили. Так что работай спокойно. И команда твоя — в полном твоем распоряжении.
Но спокойно он работать не мог спешил. Все время повторял себе: артком, конечно, не его личностью в основном интересуется. Нужны, очень нужны отработанные выстрелы! А выделенный ему грузовичок ЗИС-5 был старенький и помногу зараз взять не мог…
Около недели возился капитан с наиболее интересными добычами из «залежей» на складе в Погребах. Там они хранились в специальных деревянных укупорках метровой длины. А в каждой — по два окончательно снаряженных, готовых к бою выстрела. Всего же отобрал их Борошнев две тысячи штук: поровну — бронебойных и осколочно-фугасных. Только в середине ноября прибыл этот вагон в Москву…
А столица, по-военному суровая, трудилась для фронта не жалея никаких сил. На улицах стало побольше людей: многие коллективы возвращались из эвакуации. После долгой разлуки радовались люди родным кварталам, родным улицам… Пусть некоторые дома и пострадали от подлых фашистских бомб! Ничего, снова поднимутся, будут еще краше.
Зато как — буквально в унисон — пели души москвичей, когда передавались по радио победные приказы Верховного Главнокомандующего! Когда гремели в честь побед салюты, когда в газетах появлялись радовавшие всех сводки…