Нигде и никогда (сборник)
Шрифт:
– Чарльз, как вы здесь, а я вас ждал не раньше пятницы…
Потом приковылял Лысый Ломоть и дара речи лишился – смотрит и ртом воздух хватает.
Доктор говорит:
– Позвольте поздравить вас с пятидесятилетием! Как продвигается работа над рукописью о видах? Говорят, вас поторапливает доктор Алфред Уоллес?..
– Да нет, – отвечает Незнакомец, а сам на моих глазах в какого-то дедушку превращается – в котелке и с тросточкой. – Видите ли, не хотелось бы делать поспешных выводов…
Лысый Ломоть наконец как завопил:
– Гретта-а-а!!!..
Полковник совсем рассвирепел:
– Где вас, ваше превосходительство, господин президент, столько времени носило!!!
– Я был в отпуске, – отвечает Незнакомец, и уже у него появились очки и спина выпрямилась – вроде бы, и в плечах раздался, – только почему вы интересуетесь?
– Как… как, почему? – запинается Полковник.
– Да, вот именно, почему? – интересуется Незнакомец.
Доктор, словно глаза протер:
– Я ошибаюсь? Кириак! (так звали Гемоглобина), Боже! Только сразу не исчезай…
Доктор-то – не дурак, единственный что-то заподозрил. Ведь они ничего не видели, один я видел, как Незнакомец менялся от их воплей.
– Точно, вот теперь ты меня узнал, а тот первый господин лет сто назад почил.
Моя мать в слезы:
– Фрэд! Фрэд!.. Я тебя так любила, почему ты мне ничего не объяснил?
– Я не успел, моя дорогая, ты помнишь, какая была суматоха.
– Я никак не могу забыть тебя…
– Когда-нибудь я все расскажу тебе, моя родная.
– Только не откладывай, слышишь, не откладывай, слышишь!
– Если бы все в этой жизни зависело от меня…
– Я боюсь, что ты снова пропадешь!
– Постарайся не очень огорчаться, все мы смертны…
– Будь все проклято…
– Не забудь, мы обручались в Сен-Лоране…
– Я все помню, мой родной…
Наверное, своего папашу мне следовало узнать сразу, как это я растерялся. Все-таки крепкий у меня старик и форма ему к лицу, одни галуны чего стоят – блестели, как золоченые.
Наконец и Сержант из нашей конуры вылез и сигарету предлагает (ему-то на крик спешить не стоит):
– Я знал, что тебя не убило в той атаке, – говорит, – ты мне часто по ночам снишься. Помнишь, бордель «Ранчо Мустанг» под Ришо, где мы торчали полгода. Одной выпивки – целое море. А девочки… от воспоминаний слюнки текут. Я там едва не женился на Джой, мы с ней квартиру снимали. Помнишь, Йорика, трубача из пятой роты? Ему ногу оторвало. Я его встретил, когда мне на заднице чиряки резали. Ковыляет на костылях, кроет всех направо и налево: «Ложил я теперь на войну, говорит, теперь меня вчистую спишут. Главное, красивый протез достать, будто бы есть такие…» А я у него спрашиваю: «Как же ты теперь на баб влезать будешь, с отстегнутым или пристегнутым?» «А это мы увидим», – отвечает. И точно, залетели мы к троим красоткам на ночь – не соврал, так и сделал. А у меня заминка вышла – я ведь сидеть не мог, так и пролежал вверх пятой точкой.
Теперь на месте Незнакомца солдат-пехотинец стоял в зеленой защитной форме, высокие ботинки у него в глине были вымазаны, а из-под локтя приклад лучевого пистолета-пулемета торчал.
Лысый Ломоть:
– Дорогая, не смотри, что я теперь такой, обними своего пупсика!
Тогда-то я и увидел, какими блондинки бывают. Ей богу, я сразу влюбился. Она даже лучше, чем красотки в колоде карт у Сержанта.
– Логги-и-и… – так она называла Лысого Ломтя, – ты мне надоел, сколько можно – одно и то же, смени пластинку!
– Да разве я тебя чем-нибудь обидел? – удивлялся Лысый Ломоть.
– Этого еще недоставало, но мне, как женщине, всегда не хватало внимания…
– Гретта, о чем ты говоришь, я так люблю тебя!!!
– Мне надоел, от тебя все время воняет бензином!
– Как ты похожа на свою мать…
– Не трогай мою маму!!!. Она так страдала, когда я выходила замуж.
– … и поэтому ты путалась с моим братом!
– … по крайней мере, он понимает толк в сексе!
– Гретта, ты погубишь наше семейное счастье!
– Только не пробуй меня разжалобить!!!
– Кириак, дружище, я словно тронулся, ведь у тебя отпадала кожа с пальцев?
– Как видишь, все нормально и я снова могу держать сигарету и тебе не надо мне помогать.
– Нет, Кириак, в это трудно поверить! Может быть, ты только муляж. Гемоглобина, можно к тебе прикоснуться?
– Это не так важно, лишь бы ты верил.
– И все-таки, мне так хочется. Я знаю, что иногда с людьми такое случается.
– Главное – не бойся, это не самое худшее.
– Дай, я обниму тебя, дружище!
– Мы все стремимся к прекрасному!
– Вот теперь я узнаю тебя, Кириак!
– Все непонятное – всегда обыденно!
– Мы еще поспорим с тобой на эту тему.
– Нам нужно научиться заглядывать в себя!
– Полностью с тобой согласен – как можно глубже.
– Мать, наверное, получила похоронку позже, – говорил Сержант. – Какой только толк в ней, все равно все мертвы.
– Она не долго горевала, я добрался домой через пару недель.
– Пару недель!? – но они должны были погибнуть к этому времени?
– Я и говорю – она почти не горевала. Мне ли не знать свою мать – наверное, удрала с отчимом подальше в горы, нагрузила барахло и удрала.
– Значит, ты тоже дал деру…
– Разумеется я не зелень, которую кидали в самые гиблые места.
– Да, из тех, кого бросили в атаку на голубую пустыню, никто не вернулся. По крайней мере, так у нас болтали, пока жандармерия не укоротила некоторым языки.
– Я помню драку и панику в крысиных ловушках.