Ник. Беглец
Шрифт:
Насчет Муэнко комендант тоже не ошибся. По странному стечению обстоятельств, до своего посвящения в жрецы бога Сарса тот был обычным сержантом в тяжелой кавалерии. По каким причинам бог отметил его, Муэнко и сам не знал, однако пришлось сменить форму кавалериста на рясу служителя. Тем не менее, посвящение никак не повлияло на его мировоззрение, поэтому Муэнко легко сходился как с военными, так и с искусниками, в особенности боевыми. Единственным раздражавшим Инжи моментом были постоянные попытки жреца обратиться к нему "брат мой".
— Я тебе не брат, — проворчал он, — обращайся
— Как будет угодно, брат… господин комендант! — ответил Муэнко и вытянулся перед Лупаго во фрунт. Инжи рассмеялся:
— Сработаемся!
— Господин комендант! Поступила информация от дозора! — подбежал адъютант. Инжи разрешающе махнул рукой, мол, говори. — Голем остановился в трех лигах от нас, сразу, как только дозор нагнал его.
— Что предпринимается?
— Дозорные не могут подойти, голем бросает в них большие камни, есть один раненый. Пока так и стоят друг против друга.
Лупаго потер переносицу: "Обычно по поведению истукана не сложно догадаться, ведут его, или он сам принимает решения. Но пока что не понятно — может быть по-всякому".
— Есть какие-либо мысли? — комендант повернулся к искуснику и жрецу.
Тарлос задумчиво побарабанил пальцем по искусному жезлу:
— Скорее всего, голема создали уже на нашей территории. Смысла нет проводить такую махину через ущелья и горы, гораздо проще обеспечить проникновение нескольких чародеев-диверсантов. Это явно военные Оробоса, контрабандистам просто незачем использовать здоровенного истукана.
— А военным зачем? — спросил Инжи. С выводами искусника он был согласен, но хотел дослушать его мнение до конца. — Провокация?
Тарлос секунду помолчал и неуверенно предположил:
— Возможно. Очень уж здоровая тварь. Она явно не предназначена для дальних переходов — сил не хватит. Впрочем, не знаю. — С этими словами он пожал плечами и посмотрел на Муэнко, ища поддержки. Тот повторил жест искусника.
— Непонятно, — проговорил комендант. — Особенно непонятно, зачем привлекать к себе внимание? — Немного подумал и обратился к стоящему рядом адъютанту: — Арни, свяжись с городом и передай дежурному офицеру, кто там сейчас? Карачес? Ага, вот ему передай мой приказ: пусть увеличит число патрулей в городе, усилит стражу у ворот и вышлет мобильные группы прочесать окрестности. Сдается мне, что этот голем — отвлекающий маневр. Слишком глупо тратить столько сил, чтобы только покидаться камнями. — Инжи задумчиво крутанул кинжал в ладони, ловко, одним движением вернул его в ножны и поднялся на ноги: — По коням! Недалеко осталось.
Инжи на мгновение выглянул за гранитный выступ скалы и тут же спрятался обратно: с той стороны немедленно ударил большой, в рост человека, каменный обломок. Скала загудела, а по ушам хлестнул резкий перестук разлетевшихся осколков. По привычке жестами он дал команду искуснику накинуть на них иллюзорное прикрытие, и когда мир вокруг слегка потемнел, означая появление маскировки, они пятеро — комендант, искусник, жрец, адъютант и старший дозора, дождавшийся их на месте, быстро пробежали сотню шагов до следующего укрытия. Только спустя пару минут Лупаго сообразил, что Тарлос четко отреагировал
Голем обосновался на небольшом, более-менее ровном пятачке между крупными обломками скал. Недостатка в метательных снарядах он явно не испытывал. И выглядел как грубое подобие человека — огромный камень в три человеческих роста, изображающий тело, маленькая голова, составные руки и ноги. Причина человекоподобного образа заключалась в том, что чародей-кукловод при управлении ассоциирует себя со своим творением, и как объясняли искусники, другая форма голема намного сложнее в управлении и поэтому почти не применяется. Не всякий чародей может не просто представить себя, например, змеей, а управлять телом и двигаться, как змея. То же самое касается и самоуправляемых големов: чародею трудно научить свое создание двигаться непочеловечески, чтобы оно не падало на каждом шагу.
Голем как будто потерял их из виду и стал бросать камни в другие цели — дозорных, к которым присоединился десяток коменданта. Они отвлекали внимание врага, периодически появляясь в поле его зрения и заставляя реагировать. Впрочем, Лупаго не обольщался: если рядом затаился чародей, то он вполне может их видеть и через преграды.
— Разобрался с управлением этого чурбана? — спросил Инжи у Тарлоса. Воины отвлекали на себя внимание голема и заставляли его шевелиться еще и по той причине, что искуснику надо было определить место, где спрятались оробосцы.
— Не совсем. — Покачал головой Тарлос. — Големовод есть — это точно, но его не так-то просто обнаружить. Чародеи не используют плетения. Вся их сила в создаваемых ими конструктах, которые…
— Не надо читать мне лекцию. — Недовольно перебил увлекшегося рассказом подчиненного комендант. — Мне прекрасно известно, чем отличаются чародеи от искусников. Любой пацан это знает.
— Прошу прощения. — Тарлос смущенно потупился. — Пока враги сидят на одном месте, я не могу их обнаружить — в моем жезле отсутствуют нужные плетения. После войны пришлось основательно почистить его содержимое. И поверьте, не по своей воле.
— Бюрократы, — презрительно сплюнул комендант. Что-то подобное он слышал, но не ожидал, что это правда. Боевик счел своим долгом пояснить:
— Видите ли, считается, в мирной жизни незачем ходить до зубов вооруженным искусникам! А то мало ли чего им взбредет в голову?
— А почему голем стоит на месте, а не движется вперед? — задал вопрос старший дозора. Опыта реальных столкновений у него не было, поэтому вещи, очевидные для воинов, прошедших мясорубку тяжелых боев, у него вызывали недоумение.
— Просто чародей-кукловод и его группа поддержки, скорее всего, из обычных воинов, прячутся под иллюзией, которую в принципе можно обнаружить при передвижении. Если на войне существует целый комплекс мероприятий по сокрытию небольших отрядов, то здесь вряд ли используется что-то такое же тяжеловесное. Просто прикрылись иллюзией, которая хорошо скрывает людей только в неподвижном состоянии. Вполне вероятно она также скрывает и тонкие возмущения, присущие чародейству и Искусству, так как я ничего не чувствую.