Никак иначе
Шрифт:
Мне кажется, я умерла от разрядки, такой яркой она была, и свой громкий крик я слышала словно со стороны. Вцепилась в каменные предплечья Кирилла, и снова выгнулась, поражённая взрывом эмоций, что превращали разум в кисель, а тело в пушинку.
Я оглохла и ослепла на мгновение. Перед глазами всю плыло, а в кровь, литрами выбрасывались эндорфины, даря блаженство и чувство безмерного счастья.
Приходя в себя, первым делом почувствовала тяжесть тела Кирилла на мне, его бешеный стук сердца и рваное дыхание. Наши влажные тела были
— Нет, не уходи, давай просто так полежим, — просипела ему на ухо.
Он поднял лицо, перенес вес тела на локти. Он всё ещё был во мне, и трепещущая плоть ещё отдавал редкой пульсацией.
Кир провел пальцами по моим скулам, искусанным губам, убрал со лба упавшие пряди.
— Не умею я быть нежным, — пробормотал он, — а с тобой иногда топит так, что хочется горы ради тебя свернуть!
— Ты итак их сворачиваешь, — улыбнулась я, и потерлась об его ладонь, поцеловала пальцы, — и ты нежный, вот сейчас…
Нас вдруг перебил нарастающий гудёж
— Что это? — удивилась я.
— Наверное, телефон, — Кирилл даже ухом не повёл, продолжил гладить мою шею, но замолчавшая на секунду вибрация, снова возобновилась.
— Может что-то серьёзное, — выдохнула я, рисуя восьмёрки на его расслабленной спине.
Он всё же отлепился от меня. Чувствовалось это уже не так болезненно, но было жаль вот этого момента единения.
— Если нет, поубиваю всех на хуй, — проворчал Кирилл, сползая с кровати.
Ему тоже жаль было этого момента.
Он склонился, ища в ворохе одежды, разбросанной по номеру телефон, а я наблюдала за ним, в сотый, в тысячный раз, любуясь этим статным мощным телом, разрисованной влажной кожей. И в сотый, в тысячный раз, я поняла, что пропала. Не просто влюбилась, а полюбила его. Что не смогу жить без него, не захочу, больше никого.
Только его.
Только он.
Мой единственный, неповторимый.
Такой несдержанный горячий, порой похож на ураган, может разметать всё вокруг, не посмотрит, что летит всё, крушится в щепу. А может быть вот таким как сейчас, сдерживающим свой крутой нрав, укрощать себя, стараться быть нежным, заботливым.
Я уже давно не жду от него каких либо признаний, по моему он достаточно доказал, мне, что я не просто для него проходящая девка. И поэтому, я не слушаю слова, я вижу его поступки. Возможно, когда он будет готов, захочет сказать это сам.
— Бля, десять пропущенных, — Кирилл, наконец, выпростал телефон из одежды. — Макс из охраны… — растерянно проговорил он, и я тут же вынырнула из своих сахарных мечтаний, понимая, что просто так охрана звонить не будет.
После резкого приветствия Кирилла, в трубке, послышался взволнованный мужской голос, и Кир нехорошо так замер, обернулся ко мне, и взгляд его совсем не жёг, он замораживал.
— Сейчас приедем, — сказал он, эти два слова, и
— Что случилось? — я соскочила с кровати.
— Только не гарцуй, ничего смертельного, — Кирилл присел рядом на кровать, и даже погладил мою лодыжку, — Ромка орёт на весь дом, тебя потерял, Андрей не может его успокоить, мужики из охраны переполошились.
Эти слова словно отрезвили меня. Схлынула одним махом вся эта расслабленность, и тело словно одеревенело. Словно и не было в нём этой чудесной сладкой неги. Не было невыносимого напряжения, сменившимся яркой вспышкой и ленивой истомой. Весь вечер мне показался какой-то чередой ошибок, потому что вот вёл к этому итогу.
Как ради банального траха можно было бросить ребёнка, ведь я чувствовала, что что-то пойдёт не так. Как я могла бросить его. Ведь он так плохо засыпает и порой видит плохие сны. Как я могла так поступить с тем, кто мне безоговорочно доверяет. Как?
Вся эта карусель вертелась у меня в голове, пока я на автомате одевалась, и шал на выход за мрачным Кириллом, который правильно оценил моё настроение, становился всё более хмурым.
Но мне сейчас было не до него. Меня просто несло домой, к моему маленькому сыну, который потерял меня.
Пришлось ждать машину, потому что Сергея мы отпустили до утра, и эти несколько минут ожидания показались мне самыми долгими. Я готова была пешком идти, так меня разрывало.
Кир стоял на улице, курил, а я попыталась набрать Андрея, но он не брал, видимо ему сейчас до телефона.
Я куталась в шубу, прятала застывшие ладони в рукавах, хотя в светлом лобби гостиницы было тепло, а меня бил озноб.
Я сейчас ощущала себя самой распущенной и порочной, и мысленно простила прощения у Ромки, и обещала, что никогда его не оставлю.
Наконец подъехала машина.
Кирилл даже не сел рядом, и я, кутаясь в шубу, осталась одна на заднем сидении, глядя на спящий город невидящим взглядом. Он короткими фразами обменивался с водителем, кем-то из нашей охраны. Я его узнала, но не могла вспомнить имя.
Они что-то говорили, но я не вслушивалась, постоянно теребя телефон, и пытаясь дозвониться до Андрея.
Как только машина въехала во двор, я, не дожидаясь, выскочила из неё и понеслась по скользкой дорожке к дому, еле удерживаясь на каблуках.
— Осторожно, блядь! — взревел Кирилл, чудом поймав меня, когда ноги в туфлях поехали в разные стороны.
— Давай на хер убейся ещё, — продолжил он и твердой рукой, прихватил меня под локоть, повёл к дому.
Я ничего не ответила, я понимала он злиться. На меня, на обстоятельства и возможно даже на Ромку. Но сейчас мне было не до него. С ним потом. Сейчас мне нужно увидеть сына и успокоить его.
Андрей сидел на последних ступеньках лестницы, и держал в руках всхлипывающего Ромку. Он был весь взъерошенный, и такой растерянный, видимо не ожидавший того, что случилось.