Никаких принцесс
Шрифт:
– Прекрасно. Дамиан тебя ждёт. Кажется, уже час как. Позволь напомнить также, что принцессы...
Я всё-таки бросаю в него одеяло.
Достал.
– Полчаса!
– напоминает Ромион, выпутавшись из-под одеяла, и сбегает за дверь. Его место занимает целая орава горничных, которые молчат, пугливо косятся на ту, что выбирает мне наряд - суровую даму в чепце, больше похожем на корону, чем на атрибут горничной. И да, управляются меньше чем за полчаса, хотя результат, на мой взгляд, получается слишком роскошный, я даже в зеркале
– Уберите, - прошу я, и зеркало в мой рост увозят.
Часы отбивают половину шестого.
Со вздохом я смотрю на свои руки в лимонных шёлковых перчатках, длинных, до локтя. Понимаю, что менять наряд поздно. Что ж, побуду куклой. А по возвращении поговорю со старшей горничной - за что она меня так не любит?
Дамиан стоит у окна моей гостиной, освещённый тусклыми красноватыми лучами вечернего солнца. В строгом чёрном бархатном костюме по местной моде а-ля наше позднее Возрождение, спиной ко мне, облитый светом, он кажется чем-то неземным, конечно же, очень красивым, но и... Сломанным. Как выброшенная кукла.
Я вспоминаю издевающийся вкрадчивый голос из сна, и понимаю, что это всё не шутка. Это уже не смешно. Он, этот голос, эта маска, сломал что-то в моём Дамиане. Что-то треснуло, и с каждым мгновением эта трещина растёт... А ведь совсем недавно я видела, как Дамиан сияет. Его любовь ко мне светилась - и меня грел этот свет. Как это могло уйти так быстро?
Дамиан оборачивается, и на мгновение - недолго, всего-то секунда - но я ясно вижу обречённость в его глазах. Она очень яркая, очень заметная, эта обречённость.
– Виола, - он улыбается и идёт ко мне. И я к нему, и тоже улыбаюсь. Так же фальшиво.
– Ты прекрасна.
– Серьёзно?
– усмехаюсь я.
– Похожа на громадный лимон?
– На что?
Значит, тут не растут лимоны...
– Такой кислый фрукт, по цвету - как я сейчас.
Дамиан, кажется, не слушает: он берёт меня за руку, подносит к губам - но вместо того, чтобы дать поцеловать, я сама подаюсь к нему и легко целую его в губы.
– Я рада тебя видеть.
Глупая фраза, ею не разбить отчаяния и фальши и между нами. Ну как же так: какая-то иллюзия, какой-то голос во сне - и всё наше счастье летит в тартарары. Настолько хрупкое? А казалось таким сильным, таким огромным...
Дамиан смотрит на меня - даже высокая, как сейчас, я всё равно ниже его. Дамиану приходится наклонять голову, чтобы заглянуть мне в глаза, когда я так близко.
– Всё хорошо?
– зачем-то спрашиваю шёпотом.
Ломкая, больная улыбка служит мне ответом.
– Да. Всё хорошо.
Киваю.
– Мы, наверное, опаздываем.
– Да...
– А может, пусть Ромион сам едет?
Дамиан усмехается.
– А потом он так разноется, что от него совсем житья не станет? Едем, Виола, мы и правда опаздываем.
И
– Ноет?
– удивляюсь я, почти вприпрыжку спеша за Дамианом к карете.
– Ромион умеет ныть?
– Ещё как, - усмехается мой демонолог и вместо лакея помогает мне взобраться по ступеньке.
Уже в карете, почему-то сидя напротив, и жадно поедая меня взглядом - и это тоже кажется нормальным - Дамиан тихо говорит:
– Я люблю тебя.
А я почему-то молчу в ответ.
Неловкая тишина длится недолго: Дамиан спохватывается, вытаскивает, кажется из воздуха, и раскладывает на сидении около меня с десяток разноцветных пузырьков.
– Комплексное противоядие?
– изумляюсь я.
– Дамиан! Зачем? Мы едем в театр, а не... Я не буду там ничего есть!
Дамиан бросает на меня быстрый взгляд и открывает первый пузырёк. Пахнет он отвратительно.
– Это и комплексное противоядие, и вспомогательные. Я дал слово брату, к тому же, мы уверены, что если мачеха предложит тебе отравленное яблоко, ты согласишься. Пей.
– Но, Дамиан... Откажусь, я откажусь и не на шаг от тебя не отойду! Да... Это же всего лишь театр!
– А это всего лишь наша мачеха, - кивает Дамиан.
– Пей, Виола.
– Да ладно, ну упаду я замертво, ты же меня потом поцелуешь, и я очнусь, - дразню я, но Дамиан шутку не поддерживает. Он просто молча следит, как я опустошаю пузырьки один за другим.
Если Ромион глотал эту гадость целых три года правления его мачехи... Я понимаю, почему он до сих пор так хочет её убить.
– А там побочные эффекты есть?
– слабо выговариваю я после десятого пузырька. В театр мне уже, конечно, не хочется. Хочется лечь и умереть прямо здесь и сейчас.
Дамиан внимательно смотрит мне в глаза, потом берёт за руку и считает пульс.
– Не волнуйся, сейчас всё пройдёт.
«Всё», может быть, и прошло бы, не рассекай мы по городу, как на гонках «Формулы 1». К сожалению, карета куда как не поворотливей гоночных болидов, и держаться в ней можно разве что за занавески окна да за Дамиана. За Дамиана и держусь: его бархатный костюм и руки, почему-то очень тёплые, сильно напоминают мне моего плюшевого мишку - в детстве я за него тоже хвасталась, когда было плохою
– Как там Винки?
– вспоминаю я и тянусь потрогать щёки и лоб Дамиана - тоже очень горячие. Он не заболел?
Дамиан вздыхает.
– Виола, я хотел с тобой серьёзно поговорить.
– Ну давай.
– Посмотрим, как ты будешь со мной серьёзно разговаривать, когда я сижу рядом в полупрозрачном платьице и тру тебе щёки.
– Виола, я могу сделать для тебя очень многое, - проблему щёк Дамиан решает быстро: сжимает мои руки и кладёт себе на колени, - но Винки я не брошу. Она остаётся.