Никакой власти. Теория и практика анархизма

Кинна Рут

Призывы Кеньона к равенству Гилл считал неискренними. Его предложения, сводившиеся к единообразию, были продиктованы экономическими мотивами и стремлением подчинять. Задуманный им образ кладбища, вызывающий ассоциации с батальоном на параде, вызывал оцепенение и уж точно никого не вдохновлял. Это утверждение Гилл проиллюстрировал следующим образом: «Толпа, заполнившая Трафальгарскую площадь, – зрелище впечатляющее. Однако если вместо людей вы расставите портновские манекены, то результат, каким бы безупречным он ни был с архитектурной точки зрения, уже не будет столь впечатляющим» [4] . Если Имперская комиссия по военным захоронениям всерьез намеревалась проявить уважение к погибшим, то следовало бы увековечить память о них как об отцах, братьях, возлюбленных и сыновьях, а не как о винтиках кровавой военной машины. В сухом остатке любой войны – потеря семьями близких. Более того, Гилл задавался вопросом о законности предложений Кеньона: являются ли тела солдат, а также земля, на которой они похоронены, «безусловной собственностью правительства» [5] ? В конце он приходит к бесспорному выводу, что солдат сначала попросили отдать свою жизнь во имя великого блага страны, а теперь заставляют жертвовать и своей смертью.

4

Gill to the Burlington Magazine,

с. 131.

5

Gill to the Burlington Magazine, с. 129.

Возражения Гилла были проигнорированы, но своим протестом он в значительной, если не в полной мере выразил анархистские настроения, описав простыми словами движущую силу, систему ценностей, перспективы и сам дух анархизма.

Движущая сила анархизма – отдельно взятый человек, индивидуум. Гилл продемонстрировал это предложением отдать решение вопроса об увековечении памяти павших скульпторам и семьям погибших. Он верил, что в целом жизнь становится богаче, когда люди действуют в соответствии с собственными суждениями, и, наоборот, оскудевает, если решения принимаются сторонними лицами, независимо от их опыта и добродетельности. В своем письме он подчеркивал, что комиссия не имела «права диктовать родственникам, что должно и чего не должно быть начертано на камне» и как именно следует хранить память об умерших. Да, у нее были полномочия, но «не было права… порабощать интеллектуально, морально, эстетически или физически даже одного человека, а уж тем более такое большое число людей» [6] . Учитывая, что собственные суждения человека подразумевают ответственность, Гилл признавал, что люди могут ошибаться. Но от этого не застрахованы и правительства, тогда как последствия их ошибок обходятся, как правило, куда дороже.

6

Gill to the Burlington Magazine, с. 130.

Специфика и своеобразие системы ценностей анархистов – в сотрудничестве и солидарности. Этот аспект анархизма Гилл выразил своим призывом к Имперской комиссии нанимать «мелких ремесленников и небольшие фирмы», а также неприязнью к «коммерческому успеху организованного производства». В своей автобиографии он высказал субъективное мнение, что «деловые люди правят нами и навязывают миру свою сомнительную точку зрения», а это само по себе «несравнимо ужаснее», чем если бы «все человечество погрязло в разврате и пьянстве» [7] . Интересы «деловых людей» ограничиваются накоплением денег, и это «отвратительно»; интересы же мелких производителей лежат в другой области. Как члены общин, они не только с меньшей вероятностью станут эксплуатировать тех, кто потерял близких, но и обладают уникальными возможностями для выражения своих чувств. За этой критикой стояла простая мысль о том, что в основе социального взаимодействия должны лежать общение и дружба, в то время как эксплуатацию и извлечение выгоды необходимо сводить к минимуму.

7

Eric Gill, Autobiography (London: Jonathan Cape, 1940), с. 194.

Перспективы анархизма обширны. На первый взгляд, протест Гилла затрагивал технические вопросы производства надгробий и их гравировки, однако в центре его внимания оказались идеологические предубеждения, выраженные в предложениях Кеньона, и готовность правительства реализовывать собственные планы за счет граждан, к которым оно якобы проявляет уважение. Письмо Гилла – это письмо художника, который верил, что каждый может творить и этим менять мир. Поэтому он не касался таких абстракций, как капитализм и формы организации труда, а продемонстрировал наглядный обезличивающий эффект массового производства. Не осуждая напрямую милитаризм, Гилл показал, что дисциплина, подчинение и другие его ценности незаметно внедряются в общественное сознание, в том числе проектами военных кладбищ. Более абстрактные явления – право гражданина не быть порабощенным и свободу самоопределения – он рассмотрел через призму скорби, утраты близкого человека и сохранения памяти о нем. Вместо того чтобы критиковать национализм в философском поле, он выступил против смешения Кеньоном понятий смерти и концепции патриотического долга, доступно объяснив ее уничижающий характер. Во многом опираясь на собственный опыт, Гилл показал, как принятые на высоком уровне решения сказываются в повседневной жизни и как сложные и на первый взгляд неразрешимые проблемы, с которыми сталкиваются простые люди, могут быть преодолены, если будет найден корень этих проблем. В этом тоже проявился его типично анархистский подход.

Цель этой книги – познакомить с теорией и дать представление о практике анархизма. Первая глава открывается событиями, которые произошли спустя 30 лет после того, как Пьер-Жозеф Прудон опубликовал брошюру «Что такое собственность?», представлявшую собой первую конструктивную аргументацию анархии. За отправную точку я беру изложенную анархистами в конце XIX века критику порабощения государством. Рассказывая о развитии анархизма, вместо хронологического принципа я использую тематический подход. Моя цель – показать, что появление анархизма в XIX веке привело не только к созданию нового мировоззрения и общественного идеала, с соответствующими коллективными и индивидуальными практиками, которые выходят далеко за исторические и географические рамки, предполагаемые этой системой ценностей. Вторая глава посвящена анархической критике власти, а в последующих главах рассматриваются практики, планы и перспективы анархизма. Каждая из глав насыщена историческими примерами, но для того, чтобы нить повествования была более связной, их фокус постепенно смещается с XIX на XXI век.

Мой подход скорее импрессионистский, чем идеологический, в том смысле, что я не пытаюсь классифицировать группы концепций, существующих в рамках анархизма, или дать систематический анализ того, как анархистами понимались свобода, равенство и другие идеи [8] . Хотя у меня есть живой интерес к тому, как анархизм был устроен в конце XIX века, я не пытаюсь очертить его границы подобно некоторым поздним историкам [9] . В то же время я не верю, что анархизм бесконечно проницаем и может впитывать в себя все подряд, поэтому некоторые его разновидности я намеренно игнорирую (в частности, «рыночный анархизм» [10] , «анархо-капитализм» [11] и «национал-анархизм» [12] ).

Тем не менее я утверждаю, что историю анархизма можно рассматривать в двух направлениях – как в обратном, так и в прямом, от его истоков, – а также с разных географических точек и под разными углами. Одно из достоинств анархизма заключается в том, что в нем нет ни единого намека на «тайное знание» – ни до, ни после подведения под него теоретических основ. Именно поэтому я убеждена, что анархизм тесно связан с целым спектром неанархических идей и практик. Гилл – лишь один из примеров тому. Чтобы подчеркнуть это, я помещаю работы неанархистов в один ряд с работами тех, кто однозначно относил себя к анархистам.

8

См. Benjamin Franks, Nathan Jun and Leonard Williams (eds), Anarchism: A Conceptual Approach (Abington: Routledge, 2018), с. 1–12.

9

См. особенно: Michael Schmidt and Lucien van der Walt, Black Flame: The Revolutionary Class Politics of Anarchism and Syndicalism (Edinburgh and Oakland: AK press, 2009), часть 1.

10

См.: Centre for a Stateless Society на сайте https://c4ss.org/.

11

См.: Ludwig von Mises Institute на сайте https://mises.org/.

12

Для обсуждения см.: Spencer Sunshine, 'Rebranding Fascism: National Anarchists' (2008) на сайте https://libcom.org/library/rebranding-fascism-national-anarchists-spencer-sunshine.

В этом исследовании анархизм представлен как история идей в поле их обсуждения, а не строго в контексте событий, как теперь принято излагать истории идей. Я показываю, как анархисты реагировали на те или иные ситуации и обстоятельства, но при этом делаю акцент на сопоставлении работ, написанных в разное время и в разных местах авторами, изучавшими вопросы образования, насилия, классов и т. д., чтобы подчеркнуть их связь с традицией, которую они развивали. В книге содержатся сведения об известных анархистах, однако, осознавая, что многие анархисты опасаются создания анархического «канона», я также рассмотрела работы менее прославленных и даже малоизвестных деятелей. Ни одного из них не следует считать полноценным представителем анархизма (понятие «представитель» анархисты обычно расценивают как проклятие). Выбор имен, скорее, обусловлен стремлением показать многослойную картину анархизма и богатство его разнообразия. Точно так же, выборочно, я привожу идеи упоминаемых здесь писателей, при этом ограничиваюсь краткой справкой, не претендующей на статус исчерпывающего или даже ознакомительного отчета о творчестве этих авторов.

Анализ анархистских групп и движений в основном касается конкретных лиц, которые в них входят или входили. В этом отношении на меня повлияла «Биографическая энциклопедия» (Biographical Encyclopedia) Владимиро Муньоса – исследование 20 выдающихся личностей [13] . Следуя его примеру, я включила в книгу короткие очерки о моих персонажах и тех, с кем они контактировали, чтобы дать представление об их жизни и указать на важные взаимосвязи между активистами. Читатель должен понять, что анархисты – не святые: на счету некоторых из них числятся неблаговидные или сомнительные поступки. Но я надеюсь, что к концу этой книги он оценит необычайное мужество и изобретательность, проявленные поколениями анархистов в борьбе с несправедливостью, и поймет, что анархические взгляды способны заметно оживить современную политику.

13

Munoz, Anarchists.

Глава 1

Традиции

Термин «анархизм» принято объяснять этимологически, связывая суть доктрины с древнегреческим словом anarchia. В переводе оно буквально означает «безвластие». Этим путем часто идут и те, кто относит себя к анархистам. Этимологическое объяснение заостряет внимание на угнетении, которое, как они утверждают, влечет за собой власть, и на равноправии, за которое выступают они сами. Если монархисты признают единоначалие – власть одного, то анархисты ратуют за безначалие, или отсутствие власти как таковой. Это мощный и доступный для понимания призыв. Проблема, однако, заключается в том, что он помещает анархизм в поле власти, которая по умолчанию отрицает анархию во оправдание самое себя. Таким образом, анархия сразу определяется как состояние беспорядка. То же самое относится и к политической мысли. Здесь преобладает мнение, что люди стремятся уберечь себя от тех неудобств или насилия, которые сопровождают анархию и, поскольку у них хватает ума сделать это (как нас уверяют со всей однозначностью), они подчиняются правительству. Анархия – это такой общественный строй, которого люди стараются всеми силами избежать, ибо он подразумевает хаос, внесудебные расправы, бесчинства толпы и не может гарантировать ни мира, ни безопасности [14] .

14

В частности, в «Оксфордском словаре», который является основой словаря русского языка Google, необязательные следствия фигурируют в основном определении как неотъемлемые характеристики: «Анархия – безначалие, отсутствие организованной власти, приводящее к беспорядку, хаосу (отсутствие плановой организации общественного производства, неизбежно приводящее его к кризисам и безработице)». – Прим. ред.

С чего же в таком случае начать размышления об анархизме? Найти отправную точку, которая соответствовала бы духу данного вопроса, сложно, поскольку анархисты обычно противятся тому, чтобы их движения и принципы классифицировались. Они с подозрением относятся к попыткам определить пространственно-временные истоки анархизма и отвергают избирательные оценки, в которых особое внимание уделяется конкретным историческим фигурам. Почему это так? Потому что навешивание ярлыков выглядит как попытка обозначить границы, которые сами анархисты намеренно не устанавливают; потому что идентификация истоков вынуждает конструировать идеологическую структуру из набора фиксированных традиций, в то время как анархисты предпочитают видеть ее проницаемой и текучей; и, наконец, потому что привязка анархизма к датам и местам возникновения определенных групп представляется необоснованной и лишающей явление его полноты. Последнее может также спровоцировать уклон в евроцентризм, который только усиливается и вызывает еще больший перекос, когда мы начинаем подчеркивать роль отдельных личностей или ключевых текстов. В результате все сводится к тому, что изобретение анархизма становится заслугой нескольких гениев – что характерно, из числа белых людей, – которые метко сформулировали великую идею, аккуратно упаковали ее и распространили по всему миру.