Никита Хрущев. Реформатор

Хрущев Сергей

О служебных отношениях отца и Шепилова говорить не стану, я на их встречах в ЦК не присутствовал. Несомненно, что отец тянул Шепилова наверх, а тот изо всех сил тянулся за отцом, ставил на него, и так продолжалось до последнего момента. Но служба службой, а дружба дружбой. Вот дружбы у отца с Шепиловым не возникло, хотя последний, это следует из его мемуаров, набивался в друзья, как только мог.

Нет у меня веры и другим рассказам Шепилова, не касающимся Хрущева. В подтверждение приведу шепиловский пассаж о его военных годах. Дмитрий Трофимович ушел на фронт добровольцем, воевал рядовым пехотинцем. За это ему честь и хвала. Но чего стоит одна только история о том, как в декабре 1941 года командующий Западным фронтом генерал Жуков советовался с попавшимся ему на пути красноармейцем Шепиловым. Своей

«эпичностью» она превосходит даже «Малую землю» Леонида Брежнева. А военные эпизоды описывающие, как Шепилов, замполит корпуса, а потом армии, брал Вену, и не одну только Вену! Отец, прослужив всю войну первым членом Военного совета фронта, никогда не приписывал себе побед ни в Сталинграде, ни на Курской дуге. Он справедливо не считал себя ни военачальником, ни вообще военным, хотя и подписывал все приказы наравне с командующим фронтом и отвечал тоже наравне с ним за все неудачи. Раскройте мемуары отца, там проведена четкая грань между ним — политработником и генералами-командирами. Сталинград обороняли Еременко с Чуйковым, а Хрущев, в меру своих сил, помогал им. И Киев брал не Хрущев, а Ватутин с Москаленко.

Я написал все это в пояснение, почему в реконструкции событий мая — июня 1957 года я использую все доступные мне источники информации, кроме воспоминаний Шепилова, на мой взгляд, недостоверных.

Свадьба

На мою, назначенную на воскресенье 2 июня 1957 году, свадьбу с сокурсницей Галей отец кроме наших друзей и родственников неожиданно наприглашал массу людей. Человек общительный, он не мог удержаться от того, чтобы в разговоре не сообщить: сын женится. После этого ничего не оставалось, как просить собеседника по русскому обычаю почтить торжество своим присутствием. Среди приглашенных оказались Булганин, Маленков, Кириченко, Каганович, Молотов. Затем отец позвал Жукова и Серова.

Мама молча подсчитывала все увеличивающееся количество гостей, прикидывала, как рассадить такую ораву. Торжество решили устроить на даче, там огромная столовая, но и она всех уже не вмещала. Дополнительные столы поставили на примыкавшей к столовой веранде.

Накануне свадьбы отец, вернувшись вечером домой, виновато сообщил, что он пригласил еще Туполева и Антонова.

— Я их сегодня принимал, разговорились, зашла речь о детях. Я и сказал, что сын женится. Пришлось пригласить… Неудобно… — немного по-детски, запинаясь, оправдывался он перед мамой. Она только обреченно вздохнула: куда приткнуть еще и этих, словно с неба свалившихся гостей? А отец, крикнув мне: «Пошли погуляем», от греха подальше отправился бродить по дорожкам парка. В начале июня вечереет поздно. Солнце еще только склонялось к горизонту. На даче не приходилось кружить вдоль забора, как в резиденции на Воробьевых горах, можно по широкой аллее уйти в лес.

В воскресенье утром мы, молодые, отправились в ЗАГС, а отец уехал открывать всесоюзную Выставку достижений народного хозяйства (ВДНХ). Официальные речи, разрезание ленточки назначили на полдень, отец же приехал на выставку к десяти утра, его интересовали экспонаты, те достижения, ради которых выставку и затевали. Вместе с ним туда приехали и все находящиеся в Москве члены Президиума ЦК. Последнее время на официальные мероприятия коллективное руководство ездило всем составом.

С утра небо хмурилось, временами дождило. Но какое это имело значение? К приезду отца набежала изрядная толпа. В ее сопровождении отец и все прибывшие руководители обошли павильоны России, Узбекистана, хлопковой, легкой промышленности, станкостроения. Выбор павильонов неслучаен, в центре внимания отца — товары народного потребления, в первую очередь производство одежды, а для этого необходимы и хлопок, и специализированные станки. Отец внимательно слушает пояснения, задает вопросы, порой каверзные. Остальные члены Президиума толпятся рядом и откровенно скучают.

Наконец после завершения осмотра все поднялись на мокрую от непрекращающегося дождя трибуну. Зазвучали речи, в заключение слово предоставили Хрущеву. Тут снова закапал дождь. Отец стоял с непокрытой головой, лысина блестела.

— Ну вот, и снова дождь пошел, — начал отец и заговорил дальше об ожидаемом урожае зерна, о картошке, виноградниках,

молоке и мясе, о том, как нам догонять США. Закончил он словами о крепнущем содружестве социалистических стран.

Я недавно перечитал опубликованное в «Правде» выступление отца, рядовое, «проходное» выступление. Что еще можно ожидать от подобной речи на открытии чего-то либо?

Правда, в какой-то момент отец не удержался, заговорил о молодняке, о том, что более половины общего поголовья скота и птицы в стране содержится на индивидуальных подворьях, а 24 процента прироста производства продуктов питания за последние четыре года — главным образом их заслуга. После снижения в 1953 году налогов частники быстро нарастили производство, а доля колхозов с совхозами едва перешагнула трехпроцентную отметку. Говорил отец о том, что после прошлогодних указов, направленных против скармливания хлеба скоту в индивидуальных хозяйствах, проблема молодняка встала остро.

— Кормов не хватает, — продолжал отец, — вот частники и пустили телят под нож. В стране забили пять миллионов не доживших и до года бычков. (Телятина на рынках в 1957 году продавалась задешево.) Если бы этих телят дорастить, дать время бычкам превратиться в быков, то…

Однако все, как и прежде, упиралось в корма, а точнее в их отсутствие. Спасение ему виделось все в той же кукурузе.

Чем-то эти пассажи не понравились Молотову. Он слушает отца и вполголоса, не обращаясь ни к кому конкретно, ворчит: «Хрущев опять самовольничает, не представил текст выступления на утверждение Президиуму ЦК». Вячеслав Михайлович больше не в силах сдерживать свое раздражение отцом. Следуя логике Молотова, отец не имел права и шага ступить, не испросив на то разрешения Президиума.

Стоявший чуть позади отца, рядом с Молотовым, Каганович запомнил «неблагополучные» цифры, в недалеком будущем он попеняет ими отцу.

Митинг окончен. Когда отец садился в машину, на даче уже начали собираться гости.

Свадьба, как и полагается, прошла весело. Гости разделились на две компании — молодежь и стариков — и друг другу не мешали. Пили умеренно, отец не любил пьяных. Многое позабылось, вспоминаются только отдельные эпизоды.

Маленковы, немного запоздав, пришли запросто, по-соседски. Обычно приветливо улыбчивый, Георгий Максимилианович глядел сумрачно. И вот еще несообразность, отмеченная моей женой на следующий день, когда она рассматривала свадебные подарки. Одни были побогаче, другие — попроще, в зависимости от возможностей дарящего. Одни — казенные, другие — с душой, в зависимости от отношения к нам, молодоженам.

— А это что? — удивилась Галя.

Она держала в руках потрепанную замшевую дамскую сумочку темно-зеленого, его еще почему-то называют болотным, цвета. Я с трудом вспомнил, что мне ее сунула в руки Валерия Алексеевна, жена Маленкова. Они тогда, особенно не задерживаясь с поздравлениями, поспешили в столовую, к старикам. В сумочке оказался дешевый будильник со слоником, ими в то время были забиты все магазины. На вид тоже не новый, как будто походя взятый с тумбочки. Я бы не запомнил этого эпизода, подаркам я не придавал особого значения, а тем более не приценивался, что дороже, что дешевле. Меня удивило психологическое несоответствие дара сложившемуся в моем сознании образу этой семьи. Маленковы очень любили делать подарки, часто без всякого повода, и всегда старались выбрать что-либо особенное. Этим они отличались от большинства наших знакомых. Когда я поступил в институт, они меня одарили фаберовской готовальней в деревянной полированной коробке. Гляделась она настоящей драгоценностью, и за всю свою жизнь я не рискнул использовать ее по назначению. Совсем без повода я получил набор увеличительных стекол, тоже очень красивых. А сейчас…

Эта мысль промелькнула, а может быть, даже не промелькнула в тот день, так, задержалась в подсознании. Лишь после я понял, что для Маленкова в тот день все уже казалось решенным, фигуры на доске встали по-новому, отцу в предстоящей партии места не отводилось.

Смутно припоминается мне и размолвка за столом. К тому времени компания старших замкнулась в своих интересах, о молодых почти забыли. Я уже упоминал, что пьяных не было, но это не значит, что за столом не пили. Чуть подвыпил Булганин, его соратники только пригубливали, держались настороженно.